Коллектив авторов - Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик [litres]

В 1815 г. начался следующий этап в жизни Булгарина, который условно можно назвать «польским». Благодаря амнистии полякам, воевавшим против России, Булгарин вернулся в Варшаву, которая с 1815 г. стала столицей Царства Польского. С точки зрения сегодняшней исторической политики в Польше он был героем, который сражался за родину против России, но в 1815 г. таких героев было очень много. Как утверждает Н. Греч, на вопрос цесаревича Константина Павловича о причине службы во французской армии Булгарин ответил, что у него не было выбора и он выполнял долг перед польским отечеством [998]. Булгарин пытался начать карьеру польского литератора и не исключено, что издавал в Варшаве, по его утверждению, какой-то «Свисток». К сожалению, до сих пор булгариноведам не удалось найти следов варшавской литературной деятельности Булгарина. Первые произведения, которые удалось обнаружить, датируются 1819 г., когда он несколько месяцев жил в Вильне и сотрудничал с Обществом шубравцев (в переводе с польского – прощелыг ) [999].

Следующий период булгаринской жизни – 1819–1830 гг. (начиная с приезда Булгарина в Петербург и заканчивая началом Польского восстания 1830–1831 гг.). За эти десять лет Булгарин из начинающего польского журналиста превратился в одного из самых известных русских писателей. В 1820 г. он стал сотрудником «Сына Отечества», два года спустя начал издавать один из самых популярных русских журналов того времени – «Северный архив», а в 1825 г. совместно с Гречем – «Северную пчелу», которая быстро стала самой распространенной газетой в России. Булгарин был не только успешным редактором и журналистом, но и писателем. Его «Иван Выжигин» был распродан большим тиражом и стал одной из самых известных русских книг, поскольку был быстро переведен на все основные европейские языки. За весь этот период у Булгарина были очень тесные связи с поляками, особенно из бывшего Великого княжества Литовского. Булгарин переписывался с Казимежем Контрымом, Иоахимом Лелевелем, Юлианом Урсыном Немцевичем, помещал статьи виленских ученых в «Северном архиве» (Игнатия Онацевича, Франтишка Чацкого, Анджея Снядецкого, Вавжинца Суровецкого), а также являлся очень активным членом петербургской польской колонии.

За эти десять лет Булгарин стал одним из самых известных поляков в Петербурге, поэтому не удивляет тот факт, что не только в Вильне и на землях бывшего Великого княжества Литовского, которые всегда были тесно связаны с Россией, но и в Царстве Польском элита начала следить за его карьерой. Во второй половине 1820-х гг. он был уже довольно известной фигурой среди польской интеллигенции в Варшаве. Благодаря Иоахиму Лелевелю он был избран членом-корреспондентом Варшавского общества друзей науки. Польский историк уважал и ценил Булгарина, хотя его рецензия на «Историю государства Российского» Н. М. Карамзина не была полностью переведена и опубликована в «Северном архиве» [1000]. По всей видимости, он понимал, что, поскольку после следствия был отстранен от преподавания в Виленском университете, то стал для издателей в России persona non grata и даже Булгарин не будет рисковать ради публикации продолжения рецензии своим положением и журналом. У членов Варшавского общества друзей науки не было сомнений, что Булгарин своими сочинениями способствовует распространению мнения о благородстве и мужестве поляков [1001]. Во время заседания Лукаш Голембевский, который представлял к избранию его кандидатуру, отметил, что, «как после падения Греции тамошние ученые приобретали славу в чужом раньше для них Риме, так сейчас и у нас Брониковский [Александр фон Оппельн-Брониковский] и Булгарин прославились, сочиняя не на своем родном языке» [1002]. Анджей Новак – один из самых известных современных польских историков – подчеркивает, что идея о нравственной, цивилизационной и просветительской роли поляков в Российской империи была тогда очень популярной среди поляков. Поэт и общественный деятель Каэтан Козьмян подсказывал своим землякам: «…мы должны объединятся [с Россией] и просвещать ее. Она даст нам силу и позаимствует у нас просвещение» [1003].

Стоит отметить, что после создания Царства Польского многие поляки, подобно Булгарину, считали, что Российская империя стала их новой родиной. После 1815 г. поляки полюбили Александра I, как раньше Наполеона, и искренне верили, что он планирует воссоздать независимую Польшу [1004]. Царь многократно неофициально подчеркивал, что хочет расширить Царство Польское за счет литовских земель. Поэтому никого не удивлял тот факт, что многие жители Царства Польского, а тем более территорий бывшего Великого княжества Литовского, переезжали в Петербург, который стал для значительной части поляков новой столицей.

До 1830 г. Булгарин являлся для многих поляков примером умного и предприимчивого человека, бывшего солдата, который, благодаря хорошему знанию русского языка и культуры, смог добиться успеха в русской литературе. Никто не упрекал его в измене. Возможно, некоторые завидовали его популярности и славе, но большая часть польской элиты была только рада его литературным успехам. Вне Петербурга никто не слышал о его сотрудничестве с III отделением, а даже если бы кто-то в Варшаве случайно узнал об этом, то не обратил бы на это внимания. В эти годы III отделение было еще новым учреждением, насчитывавшим 25 сотрудников, и даже жители Петербурга не видели ничего плохого в сотрудничестве с А. Х. Бенкендорфом. Часть петербургских поляков знала о тесных отношениях Булгарина с III отделением, но они никому не мешали, а некоторым, как, например, Адаму Мицкевичу, принесли пользу связи редактора «Северной пчелы» с «высшим надзором» [1005].

С 1820-х гг. многие поляки использовали знакомства Булгарина в Петербурге. Уже в конце 1820 г. В. Пельчинский отмечал в письме Юзефу Ежовскому, что Булгарин «по-русски пишет быстро и приятно. Это неукротимый защитник всего, что польское, и можно сказать, что он сможет изменить ‹…› самое дикое мнение русских о поляках; пишет все по-русски и всегда о польских делах» [1006]. Ежовский представлял Булгарина почти как посла польской культуры в России. Не удивительно, что в этот период не только Ежовский, но и другие известные польские ученые и писатели были хорошего мнения о Булгарине, охотно пользовались его покровительством и печатались в его журнале [1007]. Для польских ученых публикация в «Северном архиве» была настоящим достижением. У них появлялись новые возможности и новые сотни читателей. Лелевель после успеха первых частей своей рецензии на труд Карамзина написал отцу о намерении писать отныне только по-русски [1008].

С каждым годом росла популярность Булгарина среди польской интеллигенции. «Северная пчела», «Северный архив», а с ними и произведения публиковавшихся там поляков попадали в Вильно, Варшаву и другие польские города Российской империи. Конечно, количество читающих русские издания в Царстве Польском (даже в Вильне) не было большим, но об успехе Булгарина можно было узнать и из других источников. C 1829 г. стали появляться первые переводы его произведений [1009]. Этот факт не удивляет, потому что Булгарин в это время входил в число самых известных русских писателей, а кроме того, во многих своих произведениях затрагивал польскую тему. Его самые популярные произведения были переведены на польский, причем некоторые – не один раз («Иван Выжигин», «Дмитрий Самозванец» [1010]), но переводы явно уступали подлинникам, и автору не удалось добиться литературной славы у польских читателей. По мнению Александра Погодина, варшавские журналы этого периода постоянно напоминали о популярности Булгарина в России и выражали гордость им [1011].