Ольга Суркова - Тарковский и я. Дневник пионерки

Тарковский искал людей, имевших соответствующие связи и знавших, как действовать, чтобы ему, оставаясь на

Западе, отделаться меньшей кровью, то есть без громких скандалов. В этом смысле он думал и о своей биографии, и о своих родственниках в Москве, особенно об отце. Но, решившись на главный поступок, он был совершенно беспомощен в его осуществлении. Лариса, на которую он привык опираться в разного рода явных и подпольных административных делах в Москве, была только в намерении сильнее его, но в деловом отношении также беспомощна на Западе, как и он, без языка и без всякого знания законов. Смешно, но в этой ситуации мне оставалось гордиться, что роль главного знатока отводилась мне, не умевшей в Москве отличить Исполком от Райкома. Как говорил иногда, тяжело вздыхая мой папочка: «Олька, ну ты, точно старая барыня на вате… Как же ты будешь жить?»… Что ж? Пришлось начать общественное образование во враждебном нам мире…

Но поначалу, еще не предпринимая никаких внятных шагов к тому, чтобы остаться, Андрей обживался с этой мыслью как в душе, так и с нами, то есть с Ларисой и со мной во время моих визитов. По-моему, больше никого рядом с ним не было, не считая, конечно, г-жи Баливия. Но это из другой оперы. Так что я оказалась единственным человеком вне семьи, которому он доверялся и делился своими тайными планами, обсуждая, что делать дальше. Отчасти я приобрела даже статус советника, так как опередила их в своем опыте «отьезжантов-невозвращенцев»…

Еще раз замечу, что, вырвавшись на свободу, мы перечитывали взахлеб груду «запрещенной литературы», которая заставляла нас многое осмыслять все-таки по-новому. Как много раз повторял Андрей «только бы избежать страшных провокационных действий со стороны КГБ»… «страшных» он сильно акцентировал, поглядывая на нас исподлобья более чем выразительно, чтобы мы, бабы глупые, до конца понимали, о чем идет речь…

Я тоже подумывала об этом, учитывая, что в Москве остались мои родители. А моему мужу и отцу моих детей тоже еще предстояло каким-то образом вырываться за «колючую проволоку». Но у меня, в отличие от Тарковских, был уже голландский паспорт, и мне не без основания казалось, что в Амстердаме я и мои дети все-таки полностью защищены голландским законом.

В моих старых записях числится некий Пер Альмарк из Стокгольма, который, если мне не изменяет память, помогал Андрею прежде, еще во время его первой попытки остаться в Швеции. У меня был записан номер его телефона, чтобы я могла рассказать ему о новых намерениях и опасениях Андрея. А поскольку он был уверен, что если Ермаш узнает о его планах, то никогда не даст ему завершить работу над картиной, а непременно приложит все усилия, чтобы насильственно вывезти его из Италии, то я записала тезисы своего разговора с г-ном Альмарком по поводу его положения:

Скажи ему: моя проблема заключается, прежде всего, в следующем: что мне делать, если я буду гореть со страшной силой здесь в Италии? Я хочу закончить картину. Я должен ее закончить.

Если «они» будут вывозить нас насильственно, то как и чем можно заручиться в этом случае? Как это все организовать технически в моем положении? Я не знаю, как это сделать! Кто может поддержать меня и мою семью?

Я прошу его узнать: порвав отношения с СССР, могу ли я рассчитывать получить сюда бабушку и сына? Сумеет ли он организовать международную поддержку на всех уровнях? Сейчас другая ситуация: я нахожусь здесь не один, а с женой ( имелось, очевидно в виду, что в Швеции он собирался остаться один — О. С. ).

Надо сказать, что я жалею, что не переговорил с ним, когда мы были рядом, но тогда я только ожидал приезда жены ( значит Алькмар приезжал в Рим, но до приезда Ларисы, а тогда Андрей еще не решил оставаться? — О. С. )

Как я должен себя вести в этой ситуации и тактически, и дипломатически? В этом мною нужно руководить.

Мое грядущее положение в Союзе видится мне безвыходным: изменения в сценарии уже повод для травли.

РАИ ( итальянское телевидение ) — учреждение, где я сейчас работаю, заключившее контракт на картину с советской стороной, как государственное учреждение будет соблюдать дипломатический интерес, то есть в ситуации моего конфликта с Союзом РАИ не будет на моей стороне ( тоже Гуэро! ). Это ведь не частный продюсер!

Я знаю, что меня собираются вызвать в Москву — письмо — я буду тянуть до последнего, но, на крайний случай, на что я могу рассчитывать?

Есть ли возможность надеяться, что чье-то правительство предложит мне работу и обратится к нашему правительству за разрешением на эту работу? ( sic! ) Для чего? Чтобы я мог приехать в эту страну на несколько лет с семьей для работы над фильмом или, возможно также, для преподавательской деятельности.

Мне нужно было бы такое предложение, чтобы постараться не рвать полностью контакты с Советским Союзом и оставаться советским гражданином.

Причем нужно как-то синхронизировать мои действия, направленные на возможность остаться здесь, на Западе, потому что я сам тоже предпринимаю некоторые шаги — чтобы наши действия не перебивали и не дублировали друг друга.

Скажи, что я получил письмо от нашего общего друга ( кажется, если я точно помню, речь шла об эстонце, тоже навещавшем его в Риме — О. С. ) — но сможет ли помочь мне шведское посольство здесь, в Риме, и что делать, если начнется полный разрыв отношений со стороны Союза?

Я рассчитываю на их помощь, потому что искать для этой цели новые контакты очень опасно. А если только обнаружится факт, что я ищу здесь работу, я в ту же минуту окажусь под микроскопом. Так что еще раз повтори, что мне не хотелось бы искать новые пути, то есть новые контакты.

Что меня беспокоит? То, что, как только они почувствуют или узнают мое намерение остаться, что я совершил в этом направлении какой-то шаг, то КГБ приведет в исполнение испытанные методы, то есть попробует похитить меня и переправить в Москву — можно ли в таком случае рассчитывать на чью-то мгновенную помощь?

И вообще, есть ли основания мне бояться такого рода действий? У меня буквально не хватает мозгов и опыта — ведь я не дипломат, не политик, не общественный человек.

Но ясно одно, что мое письмо ( Ермашу, которое я приводила выше в набросках — О. С. ) вызовет бурю.

Еще раз: идеальный вариант для меня — это получить приглашение на государственном уровне и просить, чтобы мне разрешили поработать здесь у нашего правительства.

Господи! Читая сейчас эти строки так и хочется его, как ребенка, прямо-таки прижать к себе, погладить по голове и сказать уверенно: «Детка, милый, не волнуйся. Это все глупости. У тебя все будет хорошо». Столько слышится теперь полной беспомощности в каждом слове этих напутствий мне, столько щемящей наивности! Бедный Андрюша!