Анатолий Карпов - Жизнь и шахматы. Моя автобиография [litres]

– Не переживайте, товарищи! Карпов еще молодой. Ничего страшного, если сейчас получит орден Трудового Красного Знамени. Остальные еще заработает.

Что ж, генсек оказался совершенно прав. Много сейчас в моей копилке орденов и медалей, но то первое награждение помню как сейчас. Брежнев, который еще не до конца оправился от болезни и выглядел не лучшим образом, вел себя очень достойно и даже подшучивал над своим состоянием. Награждая Цицина, долго не мог приколоть ему орден – не слушались руки, – и тогда Брежнев по-простецки вложил академику награду в руки и сказал:

– Создается впечатление, что тебе легче вывести новый сорт пшеницы, чем мне приколоть звезду.

Обстановка разрядилась, напряжение, возникшее в этот момент, всех отпустило. Дошла очередь получать свой орден Шеварднадзе. Брежнев начинал несколько раз объявлять его имя и отчество, но ничего не получалось. Много было шуток и издевок над манерой Брежнева изъясняться. Да, речь его страдала из-за инсультов, да, вставная челюсть не помогала в решении проблем, а только усугубляла их, но почему-то нигде широко не освещался тот факт, что во время войны Леонид Ильич был ранен в челюсть и именно после этого у него появились первые затруднения в речи. В конце концов, отчаявшись выговорить имя и отчество Шеварднадзе, Брежнев просто объявил фамилию последнего и добавил:

– Держи свой орден! Я в абсолютном здравии это отчество произнести не могу, а сейчас и подавно не справлюсь.

Меня Брежнев пригласил последним и как-то очень тепло сказал, что при счете 5:5 у всей страны, включая его, чуть не случился инфаркт.

Возьму на себя смелость утверждать, что Леонид Ильич был человеком с великолепным чувством юмора, а кроме того, совершенно фантастическим руководителем. Нет никаких сомнений в том, что сместить Хрущева могла только незаурядная личность. Ведь создать вокруг себя коалицию, заручиться поддержкой может только сильный и харизматичный лидер. Кроме того, в первой половине правления Брежнева жизнь народа значительно улучшилась. Помню, как накрывали стол в Ленинграде, когда я получил звание мастера спорта: никакого дефицита продуктов. Хочешь – тебе красная икра, хочешь – черная, хочешь – деликатесная рыба, и все это в свободном доступе на прилавке, а не из-под полы. Хотя по блату в то время я еще ничего достать бы и не смог. Но он был и не нужен. Всегда, отправляясь к родителям в Тулу, я свободно покупал гостинцы и не стоял ни в каких очередях.

Проблемы с продуктами в стране начались в семьдесят третьем году. Полагаю, что случился нефтяной кризис, доходы государства упали, но возникшие сложности не шли ни в какое сравнение с тем отчаянным голодным положением, в которое загнал страну Хрущев, засаживая пшеничные поля кукурузой. Мне сложно говорить о том, что тогда творилось в Москве. Полагаю, что ситуация была все же лучше, чем на Урале, куда белый хлеб привозили раз в месяц, а очередь за ним растягивалась на километры. В народе даже ходила шутка, в которой Черчиллю приписывали такие слова:

– Всегда думал, что умру своей смертью, но теперь понимаю, что умру от хохота: Хрущев оставил Россию без хлеба.

Такого отчаянного положения в стране при Брежневе не было никогда. Примерно до семьдесят пятого года и государство, и промышленность развивались достаточно хорошо, а первого августа того же года случилось и важнейшее политическое событие – были подписаны Хельсинкские соглашения, которые запрещали использовать силу в Европе, окончательно закрепляли границы государств после Второй мировой войны и пытались наладить совместное существование капиталистических и социалистических стран. Так что, на мой взгляд, если бы Брежнев нашел в себе силы после этого величайшего события оставить свой пост, он бы вошел в историю как один из самых лучших и сильных руководителей Советского Союза, и никто не решился бы называть его правление эпохой застоя.

Из брежневских времен хочу вспомнить еще одного партийного руководителя, с которым довелось мне тесно общаться. Петр Ефимович Шелест занимал пост первого секретаря ЦК Коммунистической Партии Украины и был знаменит тем, что в свое время ослушался Хрущева и оставил пшеницу колоситься на украинских полях. Причем не просто втихую не выполнил распоряжения, а доказал Хрущеву экономическую выгоду своего поступка. Был Шелест человеком очень достойным и уважаемым. Он единственный на моей памяти человек, самостоятельно написавший заявление об уходе с очень высокого поста. А пост он к тому времени занимал, ни много ни мало, – первого заместителя Косыгина. Разошелся во взглядах на экономическую реформу с Брежневым и предпочел уйти, но не наступать на горло собственной песне. По-моему, очень смелый и решительный поступок. Уйдя со своей должности, Петр Ефимович до очень почтенного возраста (почти до восьмидесяти лет) руководил в Москве каким-то секретным оборонным предприятием и до конца своих дней не растерял партийной выучки и собранности. О том, насколько именитым и уважаемым человеком он был, свидетельствует и следующая история. Как-то, отдыхая в партийном санатории, на прогулке Петр Ефимович случайно столкнулся с Молотовым [18]и, конечно, не отказал себе в удовольствии выразить почтение и поздороваться:

– Добрый день, Вячеслав Михайлович!

– Добрый, Петр Ефимович!

– Вы меня знаете? – удивился Шелест осведомленности выдающегося пенсионера.

– А как же! Страна обязана знать своих вождей в лицо.

Однажды у меня возникла очередная проблема с министром спорта Грамовым, о которой я поведал Шелесту. Тот сразу предложил свою помощь, так как министра хорошо знал по совместной партийной работе и мог в той или иной степени сгладить вновь обострившиеся углы. Договорились, что в воскресенье я приеду к нему в одиннадцать утра в квартиру на Большую Бронную – в дом, построенный специально для членов Политбюро, где жили Суслов, маршал авиации Покрышкин и многие другие работники кремлевского аппарата, а затем мы вместе отправимся к Грамову на Рублево-Успенское шоссе. Я приехал со своим близким приятелем Олегом Ладыченко, который, кстати, в свое время и познакомил меня с Шелестом. Дверь нам открыл охранник и невозмутимо сообщил, что Петр Ефимович пока отдыхает. Мы очень попросили попробовать разбудить, ведь заранее договорились, да и Грамов ждет: не приедем – будет еще хуже.

– Не знаю, не знаю, – развел руками охранник Шелеста. – Он только под утро пришел с мероприятия, да и выпил, честно говоря, прилично.

– Попробуй! – умоляем.

Через пару минут из спальни доносится трехэтажный мат, а еще через пятнадцать перед нами возникает чисто выбритый и полностью одетый Шелест, готовый к выполнению миссии.