Михаил Соловьев - Боги молчат. Записки советского военного корреспондента [сборник]

«Ты для меня. Единственный!» — шептала она. — «Я искала тебя. Дол г о».

Свет за окном погас. Человек в белой шубе, постояв еще немного, ушел вдоль пустынной улицы в безмолвную тишину, освещенную алмазами звезд.

В темноте комнаты тихие голоса Марка и Колибри.

«Ты опять не поужинал, Марк. Я приготовила для тебя что-то очень вкусное», — сказала она.

Вспыхнула спичка, Марк закуривал. Свет выхватил из тьмы девушку, положившую голову к нему на плечо.

«Марк, скажи», — проговорила она, когда спичка погасла. — «Мне не показалось, что ты сегодня пришел взволнованный? Ты так странно оглянулся, когда входил в коридор».

«Какая-то глупость!» — признался он. — «Показалось, что кто-то смотрит мне в спину».

Помолчали. Он думал, что им нужно ликвидировать двусмысленное положение. Связь с девушкой, которую любишь, должна завершаться нормальным образом, а у них не брак, а какое-то странное сожительство.

«Колибри, мне всё это надоело», — сказал он. — «Мы поженимся, и тогда не нужно будет таиться».

«Да, родной! Но ты ведь знаешь, что надо ждать. Не всё зависит от нас».

В голосе девушки тоскливые нотки и он прижал ее к себе.

«Не бойся, Колибри. Мы найдем выход, должны найти. Нам придется крепко подумать, как выправить нашу жизнь».

«Но как?» — шелестел голос девушки. — «Я ведь всё тебе рассказала. У вас в России так сложно жить. Если бы папа предвидел всё это, мы остались бы в Харбине».

Девушка замолкла. Марк всё знал, всё она рассказала ему. Отец был служащим железной дороги в Манчжурии, там женился на женщине из Японии. Когда появилась Катя, мать воспитывала ее японкой, отец хотел видеть ее русской. Лет до четырнадцати Катя с трудом говорила по-русски, старалась подражать матери. Потом мать умерла. Затосковавший отец всю свою любовь перенес на девочку. Катя легко поддалась его влиянию. Увлекалась русскими книгами, посещала русскую школу. Год назад отец привез ее в Россию, и тут всё это началось. Его арестовали. Девятнадцатилетняя Катя увидела, что Россия совсем не похожа на то, о чем говорил ей отец. Страна ее мечтаний умерла, но сама Катя устояла. Надо было спасать отца. Странные для нее, очень суровые люди приказали ей наняться к японскому консулу. Девушка, одинаково хорошо говорящая по-русски, китайски и японски, была для них находкой. Она убирала у консула комнаты, стирала и гладила белье, а уходя, уносила в карманах клочки бумаг, вынутые из мусорных корзин. Японцы приказали сжигать эти клочки, но она платила ими за свободу отца, которого отправили на жительство в Туркестан.

Потом из Японии приехал новый сотрудник по имени Иошима. Молодой японец, всегда тщательно одетый и подтянутый. Мрачные люди, получающие от Кати обрывки бумажек, строго приказали ей его ухаживаний не отвергать. Для Кати это очень трудно, у нее Марк, к которому она привязалась, но может ли она рисковать жизнью отца? Теперь она не убирала комнат, а сидела в приемной консула, хотя посетителей совсем не бывало.

Марк был у людей, дающих Кате приказы. Он и раньше встречал их, когда они появлялись в доме советов. Всегда втроем. На тихой, незаметной улице ему открыл дверь один из них.

«Заходите, товарищ Суров», — сказал он. — «Мы не любим, когда к нам приходят, но вы настаивали. Мы готовы говорить с вами».

В большой комнате было тепло. Обстановка купеческого дома. Нельзя было бы догадаться, что здесь находится какое-то странное учреждение, занятое тайными делами. Трое сидели вокруг круглого стола, на столе книги — учебники японского языка. Марк опять отметил про себя, что все трое удивительно похожи друг на друга.

«Водка, ликер, коньяк?» — спросил один из хозяев. Этот был с прозрачными, ничего не выражающими глазами.

«Нет, спасибо, я по делу», — сказал Марк, садясь у стола. — «Я пришел говорить о Кате Антиной».

Человек с пустыми голубыми глазами, было похоже, что он в троице старший, откинулся к спинке кресла. Барабаня пальцами по столу, сказал:

«Мы это знаем, товарищ Суров. Давайте говорить о деле. Итак, Катя Антина. Что же дальше?»

«Я хочу, чтобы вы оставили ее в покое!» — сказал Марк. — «Мне нечего вам говорить о моих отношениях с этой девушкой, вы о них знаете. Тот путь, который вы ей продиктовали, ведет к гибели. Нельзя Катю, спасающую своего отца, заставлять делать… невозможные вещи».

Человек сплел пальцы рук, хрустнул ими, но голубые глаза оставались пустыми, ничего не выразили.

«Вы хотите сказать, что нельзя заставлять Катю заниматься шпионажем?» — спросил он бесцветным голосом.

«Да! Если вы думаете, что это самое точное слово».

Снова сидящий против него человек хрустнул пальцами и, не повышая голоса, сказал:

«Вы очень нежны, товарищ Суров. Будучи столь нежным, вы даже избегаете называть вещи своими именами. Слово шпионаж вам кажется дурно пахнущим, не правда ли? Наверное, про себя вы сейчас думаете, что вот мол, приходится разговаривать с грязными шпионами, втягивающими Катю в свое ремесло. Белоснежная Катя, и вдруг шпионаж, какой ужас! Для краткости нашего свидания, уточним положение. Катя Антина, как человек, нас не интересует. Человеков много по улице бродит, и мы ими не занимаемся. Но как наш агент, она должна и будет работать. Можете как угодно расценивать этот род работы, нас ваша оценка не интересует, но если вы хотите знать наше мнение, то мы можем сказать, что нигде нельзя так успешно послужить партии, как на том участке, куда мы поставили Катю Антину. Ваши отношения с нею нам известны, и мы их терпим. Они не мешают нам. Но если станут мешать, мы оборвем их, можете в этом не сомневаться. Не хочу вам грозить, но всё же помните, что если вы попытаетесь мешать нам, ваши отношения с Катей будут оборваны. У нас для этого есть достаточно возможностей. Теперь подпишите, и до свиданья».

Он протянул Марку лист бумаги — письменное обязательство не разглашать тайны разговора. Марк молча направился к двери, не подписав. Его не остановили. Рассерженный, вышел он на улицу. Нет, он так не сдастся. В тот миг он был уверен, что не сдастся, но вот, прошло уже несколько недель, а он всё еще не знает, что сделать и как спасти Катю от тех, втроем изучающих японский язык.

«Не бойся, Колибри, мы найдем выход», — опять сказал Марк.

Девушка теснее прижалась к нему. Окно, отгородившее их от светлой ночи морозным узором, подслеповато щурилось, словно слушая, о чем они говорят меж собой.

«Знаешь, Марк, Иошима офицер, а не дипломат», — сказала девушка. — «Я почему-то стала ужасно бояться его. Каждый день он два часа учит русский язык, но японцам трудно научиться хорошо говорить по-русски. Я удивляюсь его упорству. Зачем ему это?»

«Для шпионажа, как и…» — Марк оборвал, не договорил.

«Ты хотел сказать, что это ему нужно для шпионажа, как и мне нужен японский язык? Я знаю, то, что я делаю — шпионаж, но если иначе нельзя? Ты покинешь меня, Марк. Кому же охота иметь дружбу с шпионкой!»