Надежда Михновец - Три дочери Льва Толстого [litres]

Тем не менее Толстая продолжала читать лекции. В 1933 году впервые выступила в американской печати, откликнувшись статьей «Не могу молчать!» на восстание кубанских казаков и жестокую расправу над ними [1566]. Этой статьей, название которой вторило работе Л. Н. Толстого, Александра Львовна привлекла к себе внимание широкой общественности.

Острота реакции Александры Львовны на происходящее в Советском Союзе удивляла даже ее близких. Племянник Сергей (сын Михаила Львовича) писал: «Тетя Саша вбила себе в голову, что цель ее жизни – передать западному миру все, что она знает про Советы, и предупредить его о грозящей смертельной опасности большевизма. Она говорила об этом в залах, аудиториях, на форумах, в дамских клубах, она заставляла людей смеяться, плакать, и, видя женщин, утирающих слезы, когда она рассказывала про жуткую жизнь в Советской России, нищету, тюрьмы, пытки, голод, она верила, что достигла своей цели своей деятельностью, передавая послания тех, чьи крики не были услышаны из-за океана» [1567].

Сам тон воспоминаний Александры Львовны о 1930-х годах в книге «Дочь» свидетельствует: она остро реагировала на происходившие в СССР и в западном мире события. Ее первоначальная взволнованность в сиюминутном отклике на них не только не остывала в ткани рассказа, но и усиливалась. И это понятно. Толстая заново переживала все в момент писания книги: прошли годы, и они показали, что советская власть укореняется, а противодействия ей так и нет. Получалось, что слово, которым вооружилась Толстая, опираясь на мнение отца, было бессильно перед мощью разворачивающихся событий. Сказка про Ивана-дурака как будто и не была написана отцом.

Александра Львовна была и фермершей, и лектором-пропагандистом. «На ферме она носила старую заношенную одежду, руки огрубели, еще больше укрепилась ее и без того развитая мускулатура». Но, приступая к главному делу своей жизни, Толстая раз за разом преображалась: «Суровая „фермерша“ превращалась в блестящую ораторшу. Она надевала строгое, элегантное платье, тонкие чулки, шляпку на один бок и белые перчатки, чтобы скрыть грубые, шершавые руки. Она выступала порой перед аудиторией, доходящей до четырех тысяч» [1568].

В 1930-е годы Александра Львовна не только физически выживала, но и боролась, как могла, с большевизмом. Но повторим сказанное ею: «Надежда на избавление, которая составляла главную цель и смысл всей моей жизни, постепенно испарялась…» В декабре 1938 года Татьяна Львовна писала брату Сергею в Москву: «От Санчика давно не получала писем. Последнее было какое-то тревожное, истеричное» [1569]. Фермерское и лекторское направления деятельности Александры Львовны Толстой, казалось бы, зашли в тупик.

Однако вскоре все коренным образом изменилось.

Александра Львовна вспоминала:

«1938 год. Настроение подавленное. Я устала физически. Но, несмотря на тяжелый труд, на материальные неудобства, тесные помещения, отсутствие ванны, скудную одежду, я все же люблю свою ферму…

Полученная из Европы телеграмма в корне изменила мою жизнь. Телеграмма эта извещала меня о приезде Татианы Алексеевны Шауфус, с которой я не виделась 18 лет.

Я встретила ее на маленькой станции Мериден [1570], расположенной в 15 милях от фермы. Татиана Алексеевна была страшно огорчена моей ветхой одеждой и заметила, что на ногах у меня разные чулки, парных у меня тогда не было» [1571].

Позднее Александра Львовна очень любила вспоминать и не раз рассказывала в своих интервью об этом событии, круто повернувшем всю ее американскую жизнь.

Наступило время представить Татьяну Алексеевну Шауфус [1572], однажды уже упомянутую нами. Татьяна Алексеевна родилась в Киеве, училась в Киевском институте благородных девиц и Дрезденской консерватории (класс фортепиано). Сестры милосердия Т. А. Шауфус и А. Л. Толстая познакомились во время Первой мировой войны. Затем их жизненные пути то расходились, то пересекались. В июле 1919 года ВЧК разоблачила так называемую подпольную антисоветскую организацию «Белый Крест», дело которой стало частью расследования деятельности Тактического центра [1573]. По «белокрестовскому» делу сестры милосердия Шауфус и Ксения Андреевна Родзянко были арестованы в Петрограде [1574]в апреле 1920 года и приговорены к заключению в концлагерь города Иванова. В 1922 году благодаря усилиям Е. П. Пешковой, жены Максима Горького (первой и единственной законной), они были освобождены по амнистии. Потом стали работать медсестрами в больнице Сергиева Посада, откуда и приезжали к Толстой в гости. Александра Толстая вспоминала: «…Я знала Татьяну Алексеевну еще по Москве: она и ее друг Ксения Андреевна Родзянко, обе краснокрестовские сестры милосердия, любили приходить ко мне в Мерзляковский пер., где была штаб-квартира Общества изучения творений Л. Н. Толстого…» [1575]

В 1928 году Шауфус и Родзянко вновь арестованы: они входили в окружение отца Павла Флоренского и вместе с ним проходили по сергиевопосадскому делу [1576]. Сидели в Бутырской тюрьме. По решению коллегии ОГПУ они были приговорены к ссылке в Казахстан, но по явному недоразумению со стороны представителей власти высланы в Ленинград [1577]. Однако уже в декабре 1929 года были в очередной раз арестованы и в сентябре 1930 года приговорены к трем годам с высылкой в Иркутскую область. Там они работали в сибирских деревнях во время эпидемии сыпного тифа. В целом Шауфус провела в советских тюрьмах и лагерях более пяти лет.

В 1931 году Е. П. Пешковой удалось добиться невероятного: не только освобождения нескольких десятков осужденных по сергиевопосадскому делу, но и разрешения на их выезд за границу. Отец Павел Флоренский, проходивший и арестованный по этому делу, отказался от такой возможности, что в конечном итоге, после второго ареста в 1933 году, стоило ему жизни. Он был расстрелян в 1937 году.

Шауфус и Родзянко выехали в Европу. С конца 1933 года жили в Париже, а в феврале 1934 года переехали в Чехословакию, где служили в Комитете помощи беженцам, под руководством Алисы, дочери президента Масарика. Спустя годы одна из медсестер вспоминала о службе в Чехословакии: «Старшей над нами была Татьяна Алексеевна Шауфус, женщина деловая, собранная, немногословная. Ее недолюбливали за прямолинейность в общении, а мне она очень нравилась. На фоне озлобленных настроений и отчаяния Татьяна Алексеевна проявляла твердость духа, воли и мужества» [1578]. Затем Американский Красный Крест пригласил Шауфус в США, куда она прибыла в 1938 году и начала работать в Национальном христианском комитете. К. А. Родзянко вернулась во Францию.

У встретившихся в США подруг, Толстой и Шауфус, возникла идея создать Комитет помощи беженцам. И они ее осуществили: весной следующего года организовали Толстовский фонд. В это напряженное время Александре Львовне уже было не до писем. «От Санчика, – писала Т. Л. Сухотина в Москву в марте 1939 года, – давно ничего не имела» [1579]. 15 апреля в США (штат Нью-Йорк) была официально зарегистрирована неправительственная благотворительная организация – Толстовский фонд (Tolstoy Foundation), имевший целью оказание помощи русским эмигрантам [1580].