Джо Байден - Сдержать обещания. В жизни и политике

Когда я в следующий раз увидел президента Буша, он был в благодушном настроении, и все еще внимательно меня слушал, но отвечал уклончиво. Я настойчиво повторил, что нам нужно больше солдат, но ответ президента нельзя было назвать воодушевляющим. Его люди говорили ему, что с «Талибаном» [104] Террористическая организация, запрещенная в России. – Примеч. ред. , вероятно, уже покончено, но беженцам с равнины Шомали, которых я встретил, было виднее. «Со всем уважением, мистер президент, но сколько мешков для трупов вы насчитали? – спросил я. – Вы утверждаете, что талибов было тридцать, сорок, пятьдесят тысяч человек. Хорошо, так сколько мешков для трупов? Тысяча? Две? Пять? Где они все?»

Госсекретарь Пауэлл вернулся из своей поездки в Афганистан на несколько дней позже меня и, насколько я слышал, советовал президенту то же, что и я. На публике президент ратовал за «план Маршалла» для Афганистана, говорил, что мы довершим начатое. Армитиджу удалось передать какие-то деньги Карзаю. Поговаривали, что и в команде Буша, занимающейся внешней политикой, многие разделяли взгляды Пауэлла. Звонившие мне тогда репортеры не уставали напоминать мне о потоке критики, которую я до терактов 11 сентября обрушил на политический курс Буша из-за проекта стратегической оборонной инициативы «Звездные войны», выхода из Киотского протокола и всего остального. «Разве вы не ошибались, Байден? Этот малый самый обычный республиканец-интернационалист. Эти ребята молодцы». Люди спрашивали, считаю ли я, что президент решительно покинул неоконсервативный унилатералистский лагерь, и хотя я надеялся на это, я не был в этом уверен. Казалось, что он двигается в нужном направлении. Я хотел верить в то, что он пошел новым путем. Я был убежден, что он все еще в игре.

Это было ошибкой.

Обращение Буша к Конгрессу в январе 2002 года, как оказалось впоследствии, возвестило о новой тенденции, которая прослеживалась все те годы, что Пауэлл еще мучился в администрации Буша, – тенденции, которую я тогда не мог постичь в полной мере. Президент Буш говорил то, что секретарь Пауэлл хотел от него услышать, но он уже тогда втайне наделял вице-президента Дика Чейни и министра обороны Дональда Рамсфелда властью и необходимыми ресурсами для достижения совсем другой цели. В сущности, Пауэлл и Госдепартамент пребывали в неведении таком же кромешном, что и тьма, окружавшая меня на взлетной полосе в Баграме. Оглядываясь назад, я понимаю, что, несмотря на то, как близок Пауэлл был к президенту, Джордж Уокер Буш, очевидно, умудрялся скрывать свою внешнюю политику от собственного госсекретаря.

В течение нескольких недель после того, как я вернулся, стало ясно: предприняв несколько успешных шагов в Афганистане, Буш увлекся. Министр обороны Дональд Рамсфелд выглядел особенно довольным. Он пришел в Пентагон с твердым намерением превратить армию в боевую силу, которая будет меньше зависеть от человеческого ресурса и больше от огневой мощи. Он был ярым сторонником нового дорогого и смертоносного оружия. Сопротивление переменам в Пентагоне было данностью. Военную машину такого размера, следующую намеченным курсом с давних времен, быстро развернуть не удалось бы никому. Я где-то читал, что пока 10 сентября 2001 года я выступал с речью о террористической угрозе, Рамсфелд говорил, что самую большую угрозу национальной безопасности представляет собой бюрократия Пентагона. Однако Рамсфелд казался мне человеком, которого трудности и конфликты только подстегивали.

Теракты 11 сентября предоставили ему возможность доказать свою правоту и создали нужный ему прецедент. Генерал Пауэлл отправил бы в Афганистан куда больше людей, и все они были бы проверенными в боях офицерами, но и того небольшого отряда, который послал туда Рамсфелд, в краткосрочной перспективе было достаточно. Несмотря на то что задействованный человеческий ресурс был совсем небольшим, применение мощных бомб позволило выполнить первоочередную задачу – свержение «Талибана» [105] Террористическая организация, запрещенная в России. – Примеч. ред. . В боях с октября по декабрь 2001 года не был убит ни один американский солдат. И арабы, так беспокоившие президента, не поднялись в защиту «Талибана». Однако гордость Буша за это достижение, которую он по праву испытывал, начала превращаться в нечто менее достойное.

Президент продолжал говорить о своем «плане Маршалла» по восстановлению предприятий в Афганистане, но администрация не выделяла необходимых ресурсов на его реализацию. Хоть сколько-нибудь существенного роста численности миротворческих сил тоже не произошло. Настойчивых попыток обратиться к другим странам за помощью в вопросе безопасности я не заметил. Рамсфелд по-прежнему не давал НАТО присоединиться к преследованию бен Ладена и отказался изменить правила ведения боевых действий, что позволило бы уничтожить маковые поля и успешно бороться с торговлей героином. Было ясно, что следовало предпринять на местах, чтобы обезопасить Афганистан и отстроить его. Это было ясно мне, это было ясно Пауэллу. Президент Карзай и его министры знали, что нужно делать. Британский генерал, отвечавший за безопасность в Кабуле, знал, что нужно делать. Поэтому не было никаких сомнений в том, что и Рамсфелд тоже это знал. Но администрация ничего не предпринимала. Команда Буша упускала уникальную возможность.

Я также заметил, что отношение к нашим союзникам стало гораздо менее великодушным. Северный альянс сражался отважно и одерживал победы, участие сил НАТО было и вовсе неоценимо. Было похоже, что Буш снова собирается делать все в одиночку. Президент удивил всех и каждого в Вашингтоне, кроме специалистов в консервативных аналитических центрах, когда назвал «осью зла» Северную Корею, Иран и Ирак и заговорил о доктрине упреждающих ударов. И хотя Усама бен Ладен и талибы все еще были живы и здоровы, начали поговаривать о возможности войны в Ираке. Администрация, по-видимому, не была заинтересована в мнении представителей Конгресса, поэтому в конце февраля 2002 года я решил стать настойчивее. «Члены администрации по праву гордятся теми результатами, которых добилась страна под их руководством на пути, проделанном с 11 сентября до сегодняшнего дня, – сказал я прессе. – Но боюсь, что гордость начинает превращаться в гордыню. …Возгордившись, они не посвящают никого в свои планы».

Вскоре после этого президент пригласил меня в Белый дом вместе с другими председателями комитетов по обороне и внешней политике обеих палат Конгресса. Но Буш хотел скорее высказаться , чем выслушать . В какой-то момент он сосредоточил свое внимание на мне: «Что это еще за разговоры про гордыню?»