Эдди Яку - Самый счастливый человек на Земле. Прекрасная жизнь выжившего в Освенциме

ОТЛУЧАТЬСЯ ИЗ ДОМА было очень опасно. Мне не хотелось выходить на улицу днем: по одним лишь моим темным волосам, да и по внешности в целом, можно было с легкостью распознать, что я еврей. Сестре в этом отношении было немного проще: красавица с тонкими чертами лица и светлыми волосами выглядела вполне «по-немецки». Она ненадолго покидала дом и в дневное время, чтобы найти нам хоть какую-то пищу. С пропитанием было тяжко. Денег у нас почти не было и, что еще хуже, совсем не было продуктовых талонов.

Война создала дефицит всего. Но самым больным вопросом являлась, конечно, нехватка, а иногда и полное отсутствие продуктов питания. Без талонов невозможно было купить еду, а талоны нельзя было получить без бельгийского паспорта. Тупиковая ситуация.

Я обошел десятки заводов в поисках работы, но без документов меня никто и слушать не хотел. И все-таки мое упорство было вознаграждено: человек по фамилии Тененбаум наконец дал мне работу. По ночам я ремонтировал оборудование на его фабрике, за что он расплачивался со мной сигаретами. Работал я, конечно, тайно, в условиях строжайшей секретности. И очень рисковал. В то время действовал комендантский час, и любого, кто оказывался на улице после наступления темноты без документов, расстреливали на месте. Ночью я шел на фабрику, стараясь не напороться на патрулей. В маленьком тайнике Тененбаум оставлял для меня указания, какое оборудование надо отремонтировать. Иногда я работал всю ночь, наперегонки со временем, чтобы закончить все до восхода солнца. Из-за комендантского часа нельзя было открыто включать свет, поэтому мне приходилось заклеивать окна черной бумагой. Уходил я с «зарплатой» – десятью коробками сигарет.

Я оставлял сигареты в собачьей будке, а на следующую ночь находил в ней продукты: картофель, хлеб, масло, сыр.

Но что, черт возьми, мне было делать с этими сигаретами?! Нам требовалась еда! Я обошел множество магазинов и предприятий в поисках покупателей. И настойчивость вновь дала результат: мне посчастливилось встретить миссис Виктуар Корнанд, владелицу ресторана, которая оказалась добрейшей женщиной. Она не только согласилась продавать мои сигареты на черном рынке, но и покупать для нас взамен товары первой необходимости. Ночью, по пути домой, я оставлял для нее сигареты в собачьей будке, а на следующую ночь находил в ней продукты: картофель, хлеб, масло, сыр. Мяса, правда, не было. Впрочем, его не было нигде. Отсутствие мяса нас нисколько не смущало: продуктов нам вполне хватало. Так мы и жили несколько месяцев.

Из того времени мне вспоминается еще один курьезный случай. Однажды вечером по пути домой я услышал звук приближающейся машины и забежал за угол. Но не успел понять, что оказался здесь не один. Рядом со мной спал огромный сенбернар, голова у него была величиной с лошадиную – не знаю, как я его сразу не заметил. Конечно, он проснулся и цапнул меня так сильно, что вырвал из ягодицы целый кусок. Пес мог меня и вовсе загрызть, но, к счастью, удовлетворился одним куском и убежал. Я захромал домой, но не стал ничего рассказывать родителям – их бы это только расстроило. Укус, однако, был нешуточным, и мне срочно требовалось принять меры. Хотя при свете дня я предпочитал не выходить из дома без крайней необходимости, но тут возникла именно такая – крайняя. Утром я нашел аптекаря, который дал мне шприц и противостолбнячную сыворотку, чтобы я сделал себе инъекцию. Ночью я, как обычно, пошел на работу и встретил там своего начальника, засидевшегося допоздна. Ему я поведал о случившемся. Рассмеявшись, он ответил шуткой, как говорится, на злобу дня: «Уж лучше укус в зад, чем пуля в голову!»

Думать о безопасности нам приходилось беспрерывно. Отец замаскировал вход в одну из комнат под видом обычной стены, как будто никакого входа и вовсе нет. А также поместил за окнами доски, чтобы по ним мы могли перебежать с одной крыши на другую, если придет полиция. Кстати сказать, в какой-то момент число жильцов на нашем чердаке увеличилось. В соседнем доме скрывалась еще одна еврейская семья с тремя детьми. Однажды их родителей забрали, а детям идти было некуда, поэтому мы взяли их к себе. Двух мальчиков – двенадцати и тринадцати лет и десятилетнюю девочку. Моя мама приняла их как собственных детей. Ее доброты хватало на всех.

А потом случилось настоящее чудо – в Брюсселе обнаружился Курт Хиршфельд! Он вернулся сюда, сбежав от французских конвоиров. Мы были близкими друзьями, но теперь стали как братья. Жил он со своим кузеном и его женой-англичанкой. Родных у него осталось мало – родители были убиты еще в Берлине. По вечерам, пока я не уходил на работу, мы снова много времени проводили вместе. Он часто разделял с нами пятничный ужин, появляясь, когда становилось темно и было проще скрыться от патрулей. Мама любила Курта и относилась к нему как к сыну.

Это было лучшее время в моей жизни – я так дорожил им! Хоть мы и жили на тесном чердаке без всяких удобств, хоть я и стирал на работе пальцы до костей, просто чтобы добыть еды, но мы были вместе. Все вместе.

Сейчас, когда я оглядываюсь назад, то думаю, что это было лучшее время в моей жизни – я так дорожил им! Хоть мы и жили на тесном чердаке без всяких удобств, хоть я и стирал на работе пальцы до костей, просто чтобы добыть еды, но мы были вместе. Все вместе . Об этом я мечтал в те одинокие дни, когда был Вальтером Шляйфом, и в те страшные дни, когда находился в Бухенвальде. В одиночестве и в страхе именно об этом я мечтал – чтобы мы были вместе. И ненадолго – меньше чем на год – эта мечта сбылась…

Через одиннадцать месяцев Курт внезапно исчез. Мы опасались худшего: думали, что его арестовали эсэсовцы. Я очень за него волновался, еще не предполагая, что мне и самому недолго оставалось быть в Бельгии…

Зимним вечером 1943 года, сразу после того как я ушел на работу, моих родителей и сестру арестовали бельгийские полицейские. Предварительно они обыскали наше жилище. Мои родные могли бы сбежать – такое развитие событий являлось предсказуемым! Конечно, времени у них было в обрез, но ведь отец сделал все, чтобы подготовиться к этому! Однако драгоценное время они потратили на то, чтобы спрятать детей в комнате с дверью, замаскированной под стену. Младший мальчик был простужен, и отец дал ему свой носовой платок, велев прикусить его, если захочется чихнуть.