Эдди Яку - Самый счастливый человек на Земле. Прекрасная жизнь выжившего в Освенциме

Как могло произойти, что люди, с которыми я учился, работал, занимался спортом, отдыхал, могли превратиться в злобных животных?

Как могло произойти, что люди, с которыми я учился, работал, занимался спортом, отдыхал, могли превратиться в злобных животных? Как Гитлеру удалось сделать друзей врагами, цивилизованных людей бесчеловечными зомби? Откуда взялось столько ненависти?

АУШВИЦ БЫЛ ЛАГЕРЕМ СМЕРТИ. Проснувшись утром, ты не мог быть уверен, что вернешься в свою кровать. Нет, не то слово: кроватей у нас не было. Спали мы на жестких нарах из деревянных досок длиной не более двух метров. Морозными ночами укладывались по десять человек в ряд без матрасов и одеял, греясь лишь друг о друга. Скрючивались как сельди в бочке, прижимались как можно теснее, поскольку это давало нам шанс выжить. Спать нас даже при минусовой температуре заставляли голыми, так как в таком виде мы точно не могли сбежать.

В надежде выжить ты ложился спать в объятиях человека, а к утру прижимался уже к мертвому телу с широко раскрытыми глазами, которые смотрели прямо на тебя.

Если ночью кто-то шел в туалет, то на обратном пути будил тех, кто лежал с краю, чтобы они переместились поближе к центру и не замерзли до смерти. Те, кто слишком долго оставался с краю, умирали. Таких набиралось по десять-двенадцать человек. За каждую ночь. В надежде выжить ты ложился спать в объятиях человека, а к утру прижимался уже к мертвому телу с широко раскрытыми глазами, которые смотрели прямо на тебя.

Пережившие ночь принимали холодный душ, выпивали чашку напитка, называемого кофе, с одним-двумя кусками хлеба и шли на работу на один из немецких заводов, где производство было основано на рабском труде заключенных. Многие из самых уважаемых немецких компаний – некоторые из них существуют до сих пор – не гнушались использовать нас для получения прибыли.

Путь до работы под надзором вооруженной охраны занимал до полутора часов (и столько же в обратную сторону). Тонкая униформа и обувь из дерева и парусины были нашей единственной защитой от снега, дождя и ветра. С каждым шагом я ощущал, как острый угол плохо обработанного дерева вонзается в мякоть стопы.

Когда кто-то спотыкался и падал, его тут же расстреливали, а кого-то из нас заставляли нести тело. Вскоре, чтобы не так сильно уставать, мы стали брать с собой тряпье попрочнее, чтобы использовать его в качестве носилок. Откажись кто-нибудь нести тело, нацисты убили бы и его – не сразу, а по возвращении в лагерь, чтобы сделать это показательно, на глазах у как можно большего количества заключенных. Их принцип был предельно прост: если ты не можешь работать, то становишься бесполезен, и тебя убивают.

Принцип был предельно прост: если ты не можешь работать, то становишься бесполезен, и тебя убивают.

Тряпки в Аушвице были на вес золота. А может, и еще дороже. Ими можно было перевязать раны, утеплить или очистить от грязи униформу. Те же носилки для переноски трупов сделать. Я, например, использовал их для изготовления носков, чтобы жесткая деревянная обувь меньше натирала стопы, с этой же целью раз в три дня переворачивал подошву своей обувки на другую сторону, чтобы острые углы не вонзались в одно и то же место. Эти маленькие хитрости тоже помогали мне сохранять какую-никакую форму.

В начале своего пребывания в Аушвице я работал на расчистке территории разбомбленного склада военной техники и боеприпасов, предназначенных для фронта. Он находился в деревне, неподалеку от лагеря. Это была тяжелая и опасная работа, которую мы выполняли голыми руками.

Только благодаря этой дружбе я смог тогда продолжать жить. Зная, что в этом мире есть человек, который позаботится обо мне и о котором позабочусь я.

Но меня напрягала не столько сама работа, сколько отношение ко мне евреев в нашей команде. Они мне не доверяли, поскольку я был немцем, так что мне пришлось научиться держаться особняком. Конечно, исключением являлся Курт. Отец и мама погибли, и я не знал, жива ли моя сестра, и только Курт связывал меня с прежней жизнью и временем, когда я был счастлив. В тот тяжкий период для меня ничего не было важнее дружбы с Куртом. Без него я бы совсем отчаялся после потери родителей. Хотя нас распределили по разным баракам, мы встречались в конце каждого дня, гуляли, разговаривали. Только благодаря этой дружбе я смог тогда продолжать жить. Зная, что в этом мире есть человек, который позаботится обо мне и о котором позабочусь я…

Мы с Куртом никогда не работали в одной команде. Педантичные немцы имели и бережно хранили информацию о местонахождении и профессиях евреев со всей Германии – отчасти это способствовало тому, что они становились все более методичными и умелыми убийцами. К счастью для Курта, его документов в Аушвице не оказалось. Он жил в городе возле самой границы Германии с Польшей, откуда у нацистов никаких сведений не было. Курт назвался сапожником, когда его спросили о профессии, поэтому его и направили шить обувь в мастерской, которая находилась прямо в лагере. В этом моему другу очень повезло. Он не ходил на работу под дождем и снегом, как все мы. Мы возвращались в лагерь оголодавшими и с мозолями на ногах, а он сидел в сухости, да еще и с дополнительной порцией еды в животе. Все остатки еды для заключенных – если таковые имелись – попадали обычно к лагерным портным, сапожникам, плотникам. Предполагалось, что заводы, где мы работали, должны в конце смены обеспечивать нас едой, но ее было так мало! А в лагере уже, как правило, все было съедено.

Курту часто удавалось сохранить немного еды, чтобы подкормить меня. Мы заботились друг о друге, делали все, чтобы хоть немного облегчить друг другу жизнь. Дружба тоже бывает разная, в Аушвице я еще раз убедился, что наша с Куртом – самая что ни на есть настоящая…