Эдди Яку - Самый счастливый человек на Земле. Прекрасная жизнь выжившего в Освенциме

Однажды я зашел туда обменять на талоны карточку двойного пайка. Флор была в своем кабинете, но кто-то из служащих сообщил ей о посетителе – мужчине с характерной татуировкой. Она многое слышала о концентрационных лагерях и старалась пообщаться со всеми, кто там был, поэтому сразу же вышла ко мне. Да, с моей стороны это была любовь с первого взгляда! Я сразу же заявил, что хочу дать ей все на свете, забрать, увезти ее куда-нибудь и вместе с ней начать новую жизнь. Она рассмеялась. А позднее сказала коллегам, что один из освобожденных узников концлагерей предложил увезти ее за границу. Их это позабавило…

С моей стороны это была любовь с первого взгляда!

Во время войны Флор очень повезло. Когда германские войска в мае 1940 года вторглись в Бельгию, она работала в муниципалитете, но нацисты не знали, что она еврейка. В условиях тотального дефицита и запретов, которые чего только не коснулись – начиная с американской музыки и кончая свободой передвижения ночью по улицам, трудностей у всех стало больше, но в целом жизнь Флор мало изменилась. Она продолжала работать и оставалась дома до 1942 года, пока ее не вызвали в местную штаб-квартиру гестапо. Ее выдал коллега, который хотел пристроить на ее место свою жену. Флор сообщили, что в совете она больше не работает, и приказали явиться 4 августа в бывшие военные казармы в Мехелене для депортации. И дали список вещей, которые нужно взять с собой, – нож, вилку, ложку и одеяло.

За несколько дней, остававшихся до депортации, начальник Флор (уже бывший!), узнав о том, что ее ожидает, с помощью бельгийского движения Сопротивления организовал ее побег во Францию под вымышленным именем. Она решила назваться Кристиан Делакруа, что буквально означает «христианка креста», то есть выбрала самое что ни на есть христианское имя. Следующие два года она провела в Париже, известная всем (кроме своего брата Альберта и невестки Мадлен, с которыми жила в одной квартире) как Кристиан Делакруа.

Когда в августе 1944 года Париж был освобожден, она с многотысячной толпой чествовала на Елисейских Полях Шарля де Голля на параде победы. Через несколько недель она вернулась в Брюссель.

Флор влюбилась в меня не сразу. По правде говоря, сначала она испытывала ко мне только жалость. Я нисколько на нее за это не обижаюсь! Ведь я был тогда явно не подарок. На мне оставалось множество шрамов, головными болями из-за удара рукояткой пистолета я страдал не только в то время, но и еще много лет. Ну а чего стоили жуткие болезненные фурункулы по всему телу, от которых я пытался избавиться с помощью серных ванн? Само собой, это не добавляло мне привлекательности.

Во время одного из наших первых свиданий мы с Флор пошли в кино. А у меня на спине как раз появился очередной фурункул, мне было больно, и я все время ерзал.

«Да что с тобой не так? Почему ты не можешь сидеть спокойно?» – прошептала Флор, а я не знал, что ответить. Вернувшись домой, я попросил Курта вскрыть нарыв, чтобы стало полегче.

Тем не менее мы продолжали встречаться и постепенно влюблялись друг в друга все сильнее. Ведь любовь, как и все хорошее в жизни, требует времени, работы и сопереживания. 20 апреля 1946 года мы расписались. Мой босс, мистер Антчерл, который был чрезвычайно добр ко мне, предложил сопровождать невесту к алтарю, а саму церемонию провел бывший начальник Флор, спасший ее от лагеря. На нашем бракосочетании Фортюни, мама Флор, плакала от счастья. Эта замечательная женщина радушно приняла меня в свою семью и относилась ко мне как к сыну. Так у меня появились сразу и жена, и мама.

Я так долго жил в страхе за свою жизнь, что не мог избавиться от мыслей, сконцентрированных исключительно на выживании.

Мы с Флор были очень разными людьми, но именно это меня и очаровывало. Я был рассудительным, организованным, мне нравилось работать с числами и механизмами. Она же любила знакомиться с новыми людьми, слушать музыку, ходить в театр, готовить вкусную еду.

Бывало так: сидим в театре на спектакле, а Флор нашептывает текст вместе с актерами – многие пьесы она знала наизусть. Из-за этой непохожести мы и стали хорошей парой. Не влюбляться же в собственное отражение! Крепкие отношения – это отношения с человеком, который может предложить тебе что-то новое и помочь стать лучше. А ведь в то время ладить со мной было ох как непросто. Трудным я был человеком. Не хотел идти на танцы или в кино. Не хотел находиться там, где много людей. Я так долго жил в страхе за свою жизнь, что не мог избавиться от мыслей, сконцентрированных исключительно на выживании. Я довел до автоматизма способность повсюду выискивать опасности. Моя жена об этом не подозревала. К счастью, она не побывала в лагерях.

Во мне оставалось очень много боли, которая время от времени выплескивалась со всей силой… Однажды старый друг нашей семьи прислал мне большую коробку личных вещей из нашего заброшенного дома в Лейпциге. Дрожащими пальцами я открывал этот клад с фотографиями и бумагами. Просматривал когда-то важные документы: удостоверения личности, записи о первых выплатах отца по моей страховке. Рабочую тетрадь Вальтера Шляйфа. Множество фотографий своих близких, которых я больше никогда не увижу. Я вглядывался в фотографию мамы и не мог смириться с тем, что ее нет!

Меня буквально разрывали эмоции. Я рыдал… Сестра даже не стала заглядывать в эту коробку – настолько тяжелым казалось ей такое испытание. Можно на какое-то время забыть, сколько боли скрыто внутри тебя, в твоем подсознании, пока своими глазами не увидишь все, что потерял навсегда. Вот оно, передо мной – вместилище того, что стало воспоминаниями. Я убрал коробку подальше. И очень долго не мог заставить себя в нее заглянуть.

ЗНАЕТЕ, Я НЕ БЫЛ СЧАСТЛИВ. Не чувствовал себя счастливым.

Но все изменилось, когда я стал отцом.

Честно говоря, я не до конца понимал, почему все еще жив и хочу ли жить на самом деле. Сейчас я знаю, насколько тяжело тогда пришлось моей жене. Первые несколько лет, проведенных со мной, стали для нее большим испытанием. Я был кем-то наподобие жалкого призрака, а Флор – жизнерадостным человеком, полностью ассимилировавшимся в бельгийском обществе. Она завела кучу друзей, я же оставался тихим, замкнутым и неприкаянным.