Сергей Красиков - Возле вождей

На семидесятилетний юбилей Хрущеву надарили столько подарков, что они им просто потеряли счет. Абхазы, к примеру, поднесли две дубовые ракеты, одна из которых была по горлышко залита чачей, а вторая — отборным коньяком. Краны ракет были опломбированы, и в суете сует никто не мог догадаться о их содержимом. Догадались по садовнику.

У хозяев — горе, а садовник — в стельку пьян. День пьян, два, три. Подобрали. Умыли. Домой отпустили. Назавтра при пропуске попросили показать содержимое кейса: спиртного в нем не оказалось. Но не прошло и двух часов, как садовник начал выписывать такие кренделя вокруг деревьев, что яблони трепетали от испуга.

Дежурный по караулам пригласил садовника на беседу, и выяснилось, что спиртное он берет из ракет. Отпустил дежурный бедолагу-садовника, прихватил два солдатских котелка и последовал прямиком на красное крылечко, где возлежали дубовые ракеты. Не пропадать же добру. Нацедил одну и вторую посудину. Пригубил из одной. Подумал: надо Нине Петровне сказать. Но пригубил из другой и передумал. Стоит ли тень на плетень наводить. Обнаружится в ракетах недостача «горючего», виноватить начнут. Лучше помолчать. А хватятся, можно сказать: испарилось-де на солнце, в холодном месте, теневом, хранить их надо бы было… Так и не сказал.

14 октября 1964 года Хрущев приехал на территорию особняка под вечер, вдвоем с Микояном. Сделал два круга вокруг дома, а встречающим сказал:

— Они сговорились.

Микоян, желая поддержать соратника, добавил:

— Он забыл, что и при социализме может вестись борьба за власть…

Утром Хрущев об уходе на пенсию как бы забыл. Сделал легкую зарядку, аппетитно позавтракал, по телефону вызвал машины (однако автомашины его за ночь были лишены атрибутов, дающих возможность беспрепятственного проезда на любой светофор. Отныне о их выезде сотрудники ГАИ в известность больше не ставились).

Охранники недоумевали, куда это дед навостряет лыжи, но спрашивать его не решались. Когда же машины двинулись в сторону Кремля, из автомашины прикрытия по радиотелефону доложили:

— Мельников следует в Кремль. Въезжаем на Бородинский мост.

У военторга Хрущев опамятовался и попросил водителя вернуться на Ленинские горы. Его душили слезы. Однако в машине он сдерживал свои печали и только при въезде на территорию усадьбы расслабился:

— За что они меня так, под дых прямо? Неужли нельзя полегче, постепенней?

За отцом по пятам пошел Сергей Никитич и в меру возможного пытался его успокоить.

Новая власть начинала проявлять норов: часть дежурных, в том числе и бывшего начальника охраны внешней территории пицундской дачи, заставили взять под охрану освобожденную дачу в подмосковном поселке Петрово-Дальнее, сиротливо ютящуюся на высоком берегу реки Истры с тремя одноэтажными деревянными домами. Территория усадьбы ее поросла соснами. Однако ближе к дому деревья были вырублены и на их месте красовался яблоневый сад, с дорожками, обрамленными цветочными грядками, кустами жасмина и сирени. От ворот к дому шла асфальтированная дорога, оканчивавшаяся перед крыльцом прямоугольной площадкой.

Дачный поселок Совмина обслуживался небольшим клубом с кинозалом, в котором дважды в неделю демонстрировались фильмы, изредка давались концерты.

Дачи поселка отделялись друг от друга глухими заборами, выходящими на асфальтированную дорогу. Въезд в ворота охраняли женщины вневедомственной охраны, а у дачных ворот дачи Хрущева службу несли сотрудники Девятого управления.

Хрущевы пожаловали на постоянное жительство в Петрово-Дальнее 13 января 1965 года. Осмотрели дом. Головной дом внутри был уютным и просторным. Огромную бильярдную комнату его новая хозяйка присмотрела под столовую. Слева от крыльца головного дома стояло еще несколько строений: оранжерея с высокой трубой, летняя кухня и застекленная веранда из трех помещений.

Никите Сергеевичу по душе пришелся его рабочий кабинет — комната объемом около пятнадцати метров, две стены которой занимали окна, выходящие в сад и на веранду. В левом углу за дверью стоял большой сейф. На нем по желанию хозяина воздвигли деревянную картину, изображающую сидящую под деревом девушку с протянутой рукой, а за ее спиной — юношу, вооруженного луком с колчаном и стрелами: «Мольба к Судьбе и Судьбы коварство». Эту картину преподнес хозяину Джавахарлал Неру.

Рядом с картиной появилась акварель в зеленых тонах с видом на речку. Кровать поставили изголовьем к стене, а рядом с кроватью — ночной столик индийской работы.

Комната имела камин с вращающимся деревянным валиком, обтянутым фольгой, подсвечивающейся разноцветными электрическими лампочками. Шуршание фольги при включении камина создавало слуховую галлюцинацию потрескивающих углей, световая гамма производила впечатление пылания поленьев, а тепло, исходящее от лампочек, — иллюзию огня.

На стол в деревянном ящике водрузили английский проигрыватель. Пластинки с записями Руслановой, Зыкиной, Штоколова, русских, украинских народных и современных песен.

У окна в сад поставили красно-желтое кресло, подарок Урхо Кекконена. Президент Финляндии обрадовал затворника сувенирами и для прогулок, и для домашнего уюта. Спинка этого кресла при нажиме откидывалась, подножник приподнимался, и сидящему на нем человеку можно было принять полулежачее положение. За креслом располагался трехстворчатый гардероб, фанерованный под красное дерево. В нем расположили не только личные вещи хозяина, но и красивый деревянный ящик с тремя пистолетами: парабеллум, вальтер и макарбв-ский — подарки органов КГБ к семидесятилетию лидера.

Впоследствии, после ухода на пенсию коменданта С. В. Мельникова, сменивший его начальник охраны Василий Михайлович Кондрашов предложит хозяину оружие сдать, но в ответ Хрущев так посмотрит на него, что тот о сдаче оружия больше никогда не заикнется.

Пол кабинета застелили красивым белым ковром, поверх которого кинули полотняную дорожку к двухоконной комнате напротив, которую облюбовала Нина Петровна. В темном предбаннике сеней (три на четыре метра) поставили длинную нишу для ружей, с раздвигающимися фанерными дверцами. Пятьдесят одно ружье поднесли в день юбилея Сергеевичу. В 1968-м он решит коллекцию раздарить. По одному ружью поднесет сыну, внуку, врачу, охранникам. После него в доме останутся в основном ружья нарезные — красиво оформленные винтовки и карабины разных калибров.

При входе в дом через двойную, с тамбуром, двустворчатую дверь люди попадали в прихожую. Здесь от входа направо находилась комната Лены. У левой стены, разделенные тумбочкой, стояли две кровати, трельяж из светлого дерева, а у двери справа — трехстворчатый шкаф. Рядом с комнатной дверью шла дверь в коридор, из которого можно было пройти в кладовку с припасами. А налево — небольшая светлая комната, проходная.