Людмила Черная - Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего

Только 24 июня 1945 года был первый (и последний при Сталине) парад Победы. Командовал им маршал Жуков, принимал парад маршал Тухачевский. В параде участвовали сорок тысяч наших воинов. Торжественным шагом они прошли по Красной площади и бросили у мавзолея нацистские знамена и штандарты. Авиации не пришлось участвовать в параде из-за сплошного дождя.

А уже 23 декабря 1947 года постановлением Президиума Верховного Совета СССР было предписано считать 9 мая рабочим днем. Только двадцать лет спустя Леонид Ильич Брежнев вернул стране праздник по случаю дня Победы (Хрущев побоялся это сделать, видимо, считая, что праздник чересчур связан с именем Сталина.)

А ведь великая победа Советского Союза над гитлеровской Германией была непреложным фактом — ее признавали и друзья, и враги.

На многих фотографиях тройки победителей — Сталина, Черчилля и Рузвельта — Сталин был почти всегда в центре. Он — главный. Его армии разбили вермахт. Его бойцы и его Жуков взяли Берлин. Его смершевцы вошли в бункер фюрера и обнаружили там труп Гитлера. Он, он, он! Он был самый первый, самый-пресамый…

Сперва я думала, что Сталин стыдился того, что Советский Союз потерял в Отечественной войне столько человеческих жизней — потерял из-за того, что он, Сталин, плохо подготовился к нападению нацистской Германии и незадолго до него фактически уничтожил весь командный состав Красной армии.

Однако потом я поняла, что людские потери Вождя не волновали, на людей ему было наплевать.

Сталин не мог простить того, что Гитлер его обманул, перехитрил, переиграл, оставил в дураках, использовал в своих целях.

Ведь еще сравнительно недавно он, Сталин, перехитрил и использовал самого Ленина. Он, малообразованный, грубый мужлан, плохо говоривший по-русски, не обладавший ни сильным умом, ни ораторским даром, лишенный всякого обаяния, к тому же с явно неприятной внешностью, перехитрил, обвел вокруг пальца самого Владимира Ульянова! Такого сильного, решительного, подкованного для всяческих битв политика и при том чрезвычайно подозрительного и недоверчивого человека… Ленина-Ульянова, который умел использовать всех окружающих себе на пользу, даже немецких штабных генералов, которые разрешили ему беспрепятственно пересечь границы и прибыть в разгар мировой войны в воюющую против Германии Россию.

А после смерти этого Корифея он, Сталин, перехитрил, переиграл с десяток ленинских сподвижников и любимцев, тоже не лыком шитых, тоже не простаков, а сильных профессионалов-политиков, переигравших таких зубров, как Плеханов и Каутский, как Мартов и десятки других прожженных типов…

И вот какой-то немецкий ефрейтор (вспомним фильм Чарли Чаплина), горлопан, ничтожество — так Гитлера изображала не только наша пропаганда, но и пропаганда Европы и США (вспомним Чарли Чаплина) — сумел перехитрить и обмануть его, Сталина.

Он, Сталин, не торгуясь, отдал Гитлеру на откуп Европу, выговорив для себя всего лишь захолустье: лимитрофы — Латвию, Литву, Эстонию — плюс совсем небольшой кусочек Западной Украины с красивым городом Львовом. Вот и все. К тому же пообещал Ефрейтору щедрую помощь: нефть для танков Гудериана и продовольствие для солдат Гальдера — пусть на отдыхе едят украинское сало. Сталину сала не жалко!

Более того, со злорадством наблюдая, как Ефрейтор заглатывает одну европейскую страну за другой, он зорко следил за тем, чтобы все пункты договоров и протоколов к ним исполнялись вовремя и неукоснительно, был готов подписать и Антикоминтерновский пакт… Никаких враждебных замыслов против этого негодяя-Ефрейтора у него не было…

И это сущая правда. Не верьте, читатель, энкавэдэшникам-перебежчикам типа Суворова, который уверял, будто Сталин вот-вот был готов напасть на Германию.

Все попытки найти после смерти Сталина планы, приказы, наметки планов и приказов, даже карандашные наброски на тему будущих антигерманских походов не увенчались успехом.

Разведчики из ГРУ, в том числе Суворов, знали о намерениях Сталина не больше, чем простой обыватель. Влияние и роль разведчиков в Советском Союзе были тысячекратно преувеличены.

О том, что Гитлер нарушал все ранее заключенные договоры и соглашения, знали все… Но договоры с ним, Сталиным, он не посмеет нарушить, считал наш Вождь. Сталин вопреки фактам тупо верил в это. Как ни смешно, а скорее как ни печально, верил даже после того, как нацисты уже начали войну.

Вот, что написал в своем, так и не произнесенном в 1956 году, то есть через три года после смерти Сталина, докладе на несостоявшемся пленуме ЦК маршал Жуков:

«…22 июня в 3 ч. 15 мин. Немцы начали боевые действия на всех фронтах, нанеся авиационные удары по аэродромам с целью уничтожения нашей авиации, военно-морским базам и по ряду крупных городов в приграничной зоне. В 3 ч. 25 мин. Сталин был мною разбужен, и ему было доложено о том, что немцы начали войну, бомбят наши аэродромы, города и открыли огонь по нашим войскам. Мы с товарищем С. К. Тимошенко просили разрешения дать войскам приказ о соответствующих ответных действиях. Сталин, тяжело дыша в телефонную трубку, в течение нескольких минут ничего не мог сказать, а на повторные вопросы ответил: „Это провокация немецких военных. Огня не открывать, чтобы не развязать более широких действий“…»

Свою мысль о провокации немцев Сталин вновь подтвердил, когда прибыл в ЦК. Сообщения о том, что немецкие войска в ряде участков уже прорвались на нашу территорию, не убедило его в том, что противник начал настоящую и заранее подготовленную войну. До 6 ч. 30 мин. он не давал разрешения на ответные действия и на открытие огня…

22 июня 1941 года короткую речь о вторжении нацистских войск на территорию Советского Союза произнес Молотов. Я эту речь услышала сразу же по «черной тарелке» — так выглядело тогда радио. Нас с отцом предупредила мама, которую ночью вызвали в ТАСС. Мне казалось, что «тарелка» заговорила рано утром. Но случайно я прочла статью о знаменитом дикторе Левитане, и там было сказано, что Левитан читал молотовские слова о нападении гитлеровцев на СССР только в 12 часов дня. Стало быть, уже много позже того, как германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие…

Потом молотовскую речь много раз повторяли — без всяких комментариев. И мы с папой опять слушали ее вместе с соседями по коммуналке, набившимися в одну из наших комнатушек, где висела «тарелка»…

А Сталин праздновал труса.

Советская власть создала свой язык. Язык этот менялся, поскольку менялась сама власть — ее состав, цели и средства. И все-таки это был совершенно особенный язык, понятный только тем людям, которые жили в то время.