Армен Гаспарян - Личное дело. Правда о самых известных деятелях истории России XX века

Специфика работы спецотдела в корне отличалась от всего того, чем занималось Объединенное государственное политическое управление. Поэтому просто так, с улицы, попасть на службу в этот отдел было невозможно. Ты должен был обладать как минимум специальными навыками и, наверно, весьма и весьма аналитическим складом ума. Прежде всего это относится к криптографам, которые должны разгадывать шифры и ребусы, а это однозначно математический склад ума, желательно, чтобы это были выпускники математического факультета. Бокий подбирал людей самых разных, зачастую даже в чем-то странных.

Как он отбирал криптографов? У человека должны быть, мягко говоря, незаурядные способности. Вы попробуйте решать сложные ребусы хотя бы за какое-то незначительное время — день-два. А тут зачастую требовалось принимать решения на основе полученной информации намного быстрее. У него были, конечно, советники. В частности, еще сотрудник царской охранки, бывший статский советник, который в свое время расшифровал переписку Ленина. В отделе служил изобретатель-химик. Считалось, что на тот момент самое трудное в криптографии — это уничтожить шифровальную книгу, потому что это толстый фолиант, и в случае провала для того, чтобы его уничтожить, требовалось значительное количество времени. Для примера: морские шифровальные книги имели свинцовый переплет, поэтому в момент опасности военный радист просто выбрасывал их за борт. Но что делать тем, кто находится условно в доме? В Женеве, в Париже, в Берлине, в Брюсселе. Как быстро уничтожить опасный документ? Этот химик Гоппиус, наверно, был гениальным человеком. Он придумал специальную бумагу, и стоило только поднести к ней в момент наивысшей опасности захвата контрразведкой противника горящую папиросу, как толстая шифровальная книга буквально через секунду превращалась в горку пепла. Я напоминаю: это 1920-е годы. ЦРУ даже в 60—70-х ничем подобным похвастаться не могло.

Бокий, будучи, конечно, чрезвычайно информированным человеком о самых серьезных тайнах Советского Союза, при этом не занимался тем, чем занималось ИНО, то есть иностранный отдел ОГПУ. Вообще он считал, что в остальных службах ОГПУ, включая даже ИНО, сидели не работники, а дармоеды. Он их пренебрежительно называл «липачами». Как был устроен этот самый личный отдел Бокия? Штатное расписание и нештатное? К нештатному относились криптографы и переводчики, для них установлены должности «эксперты-переводчики». Работники отделения, которые не были связаны с криптографической работой, ну там машинистки, курьеры, секретари и так далее, — это вот гласный состав.

К 1933 году в штате спецотдела было сто человек, по секретному штату — еще 89. В структуре были подразделения, информация о которых считалась особо секретной, в частности группа из ученых самых разных специальностей. Формально они находились в подчинении у того самого Гоппиуса, который заведовал лабораторией спецотдела и был заместителем Бокия по научной работе. Круг вопросов, которые изучало подразделение, необычайно широк: от изобретения всевозможных приспособлений, связанных с радиошпионажем, до исследования солнечной активности, земного магнетизма и проведения научных экспедиций. Здесь изучали вообще все, что имело хотя бы какой-то оттенок аномальности или таинственности. Вот от оккультных наук до летающих тарелок — все, что могло в какой-то степени заинтересовать Бокия, — все тщательным образом фиксировалось, изучалось и анализировалось. Так происходило до мая 1937 года.

Бокий был одним из первых, кто попал в жернова политических репрессий. Он был арестован даже раньше, чем многие деятели заговора в Красной армии (имеется в виду «дело Тухачевского»). 16 мая 1937 года за Бокием приходят. На первых допросах он дает показания о своих прегрешениях. В частности, сообщает, что еще в 1925 году организовал масонскую ложу. Естественно, что показания Бокия были с восторгом приняты руководством, и тут же последовала череда арестов. Арестовали кучу людей, включая множество тех, кто вообще не имел понятия ни о каком масонстве. Обвинительная формулировка звучала совершенно стандартно: «Создание масонской контрреволюционной террористической организации, единое трудовое братство, шпионаж в пользу Великобритании».

Итог совершенно ясен — высшая мера наказания. Но тут интересно другое. Бокия по совершенно надуманному обвинению расстреляли, но то, что он успел сделать за каких-то пятнадцать лет, позволяло потом развивать криптографию в Советском Союзе невиданными темпами. Многие немецкие специалисты во время Великой Отечественной войны долго бились над теми ключами, которые разрабатывались в Советском Союзе, — и бились безрезультатно. Зачастую многие документы немцам так и не удалось раскрыть. В этом, конечно же, непосредственно заслуга Глеба Бокия.

Другой вопрос, что, конечно, он не был ангелом во плоти. Вообще было бы наивно полагать, что профессиональный революционер, служивший в органах ВЧК чуть ли не с первых дней, не имел вообще никаких прегрешений. Конечно, имел. Много чего было в жизни Бокия. Но давайте при этом никогда не будем забывать, что криптографическая служба — это целиком и полностью его заслуга. Что не будь Бокия, никто, может быть, и не знал бы гениального химика Евгения Гоппиуса, который придумал моментальную схему уничтожения шифровальных книг. Не будь Бокия, многие документы, совершенно секретные руководства Советского Союза наверняка были бы расшифрованы на Западе, потому что, что греха таить, перебежчиков у нас было немало, и зачастую уходили они за границу вовсе не с пустыми руками, а напротив, старались приносить как можно больше документов, тем самым увеличивая собственную капитализацию. Но толку с этого зачастую было мало — многое из того, что придумали сотрудники Глеба Бокия, просто невозможно было расшифровать.

Вообще у меня даже есть подозрения, что некоторые документы, которые хранятся сегодня в архивах, до сих пор засекречены, а ключей, наверно, мы никогда и не найдем, потому что некоторые ключи, как опять же вспоминали его сотрудники, Бокий просто держал у себя в голове, не доверяя их бумаге. Это свидетельствует об уровне его профессиональной подготовки, а самое главное, об особенностях его памяти: вы попробуйте заучить хотя бы простой гамбетовский ключ. Ну для примера можете попробовать попрактиковаться на «Беседах с Гете». Зашифруйте главу какую-нибудь, ну пятнадцать-двадцать строф, и запомните это наизусть. Мне думается, что свежесть этого чувства будет вас потом еще долгое время преследовать. А здесь речь идет не о столь простых ключах и, самое главное, не о столь простом объеме информации. Я не знаю, как Бокий развивал свою память, может быть, у него это было от природы. Может быть, среди его людей были специалисты, которые помогали, что называется, разработать человеческую память. Мы с вами, к сожалению, этого никогда не узнаем. Даже если бы он не пострадал в ходе репрессий 37-го года, едва ли такие люди когда-то написали бы воспоминания о своей жизни, о том, что они видели, чему были свидетелями и что они запомнили. Такие, как Бокий, обычно воспоминаний не оставляют, масштабных интервью не дают и в фильмах для потомков не снимаются. Они умирают тихо, унося все свои многочисленные тайны в могилу.