Вадим Верник - Свободный полет. Беседы и эссе

— Хорошее название.

— Да уж. (Улыбается.) В первый же день мне сказали: «У тебя нос есть?» — «В смысле?» — «Ну, красный нос». Выяснилось, что в этот день было «Сноу-шоу». Мне дали костюм зеленого клоуна, чей-то «нос», и я участвовала в импровизированных эпизодах спектакля в конце первого и второго актов.

— Недавно я делал интервью с Венсаном Касселем, который рассказал, что он поступил в цирковое училище для того, чтобы обрести некую самоидентификацию актерскую. Вот такой сложный путь. А тебе для чего нужна была цирковая стихия?

— Так на самом-то деле я хотела работать не в театре, я очень хотела в клоунаду. Но именно в цирковое училище мне не хотелось идти: старый стиль клоунады мне не близок. Хотелось сделать еще что-то — другое, новое. Конечно, было очень заманчиво начать путешествовать с труппой Славы Полунина, а там кочевничество — образ жизни. А потом еще там постоянно хохмят. Это немножко пугает, и ты думаешь: вы всегда так существуете?

— Я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь. В середине 90-х я снимал документальный фильм о Полунине. Как раз в то время он выпустил «Сноу-шоу» на фестивале в Эдинбурге, и там мы снимали нашу картину. У меня было ощущение, что сцена и реальная жизнь для Полунина и его компании — это единое целое, никакой нет разницы.

— Вот-вот. В общем, мне предложили поехать на гастроли в Питер, а дальше — посмотрим. Но помощница Славы Полунина, когда узнала, что я работаю в «Мастерской Фоменко», сказала мне, что то, как глубоко чувствует психологический гротеск Петр Наумович Фоменко, не чувствует Полунин. А для меня именно это и интересно. В общем, я осталась в театре… Недавно, когда мы с мужем были в Лос-Анджелесе, то съездили в Лас-Вегас на «Цирк дю Солей», посмотрели шоу «O». И после представления я подумала, что все-таки хочу быть клоуном. Клоун — это, конечно же, маска, маска человека маленького, человека с какими-то комплексами, зажимами, это то юродское, что есть в каждом из нас. Плюс чаще всего это трогательно, с какой-то философией, и всё равно ты шутишь…

— …шутишь прежде всего над собой.

— Да. Ты контактируешь со зрителями и шутишь над собой, даешь людям возможность посмотреть на себя со стороны, увидеть нелепость самоидентификации.

— А когда ты шутишь над собой, то, наверное, еще больше раскрепощаешься?

— Абсолютно. Я до сих пор думаю о том, что когда-нибудь прикоснусь к stand up. Мне всё это очень близко, в этом жанре ты без страха говоришь о своих комплексах, о том, что тебя раздражает. Stand up — это какая-то дверка, в которую обязательно нужно попробовать хотя бы просто войти.

— У тебя, Ира, какая-то удивительная свобода. Вот ты после окончания Щукинского института попала в «Табакерку», тебя позвал сам Олег Павлович. Даже начала репетировать в спектакле «Фантазии Фарятьева». Но тебе понадобилось всего полгода, чтобы понять, что это не «твоё» и уйти из этого театра в «Мастерскую Фоменко».

— На самом деле, безумно страшно уходить куда-то и что-то менять в своей жизни. Особенно, когда ты начинаешь какой-то путь и меняешь одно хорошее место на другое. И здесь ты либо прислушиваешься к себе и идешь своей дорогой, либо начинаешь слушать всех, но дальше ты можешь в какой-то момент если не сойти с ума, то начать злиться. Просто начать злиться.

— Ты права… У тебя сейчас отличная пора в кино. Даже сыграла Софью Андреевну Толстую, супругу Льва Толстого, в «Истории одного назначения».

— Вообще! Нет, то, что Дуня Смирнова взяла меня в эту картину, причем не просто так взяла, — она, когда мы встретились (для ее фонда записывали стихотворение), сказала: «Ирина, у меня новый сценарий, там одна роль написана специально под вас». Это был просто шок. Я всячески пыталась скрыть волнение и просто сказала: «Так, интересно». Она говорит: «Софья Андреевна Толстая». Тут меня прибило! (Смеется.) Почва из-под ног ушла. Я думаю: «Что она делает, зачем? Куда, какая я Софья Андреевна Толстая?» Но у Дуни какой-то стальной характер плюс эта невероятная проницательность: она очень хорошо чувствует людей, видит их, и, главное, она любит и умеет работать с артистами.

— Еще один новый фильм с твоим участием — «Тренер», режиссерский дебют Дани Козловского, где ты играешь одну из главных ролей.

— Знаешь, Вадим, я хотела когда-нибудь познакомиться с Даней, просто познакомиться. Потом я вдруг узнала, что меня вызывают на пробы. Попробовать меня на роль президента футбольного клуба ему посоветовала гример Лера, с которой мы дружны. Прихожу, знакомимся с Козловским, разговариваем. Но у меня было предубеждение, что я «не про эту когорту людей», то есть я понимаю, что я, скорее всего, не оттуда. Наверное, думала я, набирать будут актеров из глянца. А потом Даня сказал, что он хочет брать как раз людей с живой внешностью, какой-то нетипичной, нетипажной, чтобы получилась вот такая разношерстная компания.

— И всё сошлось.

— Да. Неформат, к которому я себя причислила когда-то, стал в итоге форматом. Работать в «Тренере» было очень интересно. Даня же и автор сценария, он всё знает про героев, он классно объясняет и очень правильно и точно ставит задачи. У него подход — как швейцарские часы, то есть всё очень точно…

— Ты рассказывала о братьях. Чем они сейчас занимаются?

— Брат-двойняшка работает грузчиком в Шереметьево. А старший — топ-менеджер в «ИКЕА».

— Какие разные судьбы!.. Тебе только что исполнилось тридцать лет. Эта дата еще легкая, воздушная, но, тем не менее, ты ее как-то ощущаешь?

— Я к возрасту отношусь как ко времени, которое мы проводим на земле, не больше. Когда мне исполнилось двадцать пять, меня накрыло: «Я глупая, я ничего не знаю — ни в истории, ни в политике, ни в географии». Какой-то дикий комплекс начал развиваться, я стала подводить какие-то итоги — в общем, это всё про то, как ты сам воспринимаешь мир. Сейчас мое 30-летие. Это просто факт, итоги подводить не хочется. Да и вообще, какие могут быть итоги?! (Улыбается.)

— Ну конечно… Ира, мне кажется, ты человек, доминирующий в общении, в отношениях. Я прав?

— Да, да. Есть такой момент, и я от этого иногда страдаю.

— С мужем так же себя ведешь?

— С мужем тоже такое бывало и бывает, происходят такие моменты, что я начинаю рулить и рулить.

— Его это устраивает? Я с ним лично не знаком, но мне кажется, что Григорий достаточно спокойный человек.

— Устраивает или нет — надо его спросить. Но по-всякому бывает, конечно. Бывает, я перегибаю.

— Вы ведь и расставались на время, да?

— Был такой момент. Расставались, потом сошлись, чтобы попробовать еще раз. Сложно было.