Сергей Никоненко - Далёкие милые были [litres с оптимизированной обложкой]

– И праздники у него идиётские были. Он ведь лыжник, а откуда у лыжника мозги?

Я сидел обескураженный. Котлета встала у меня поперёк горла, а Иру слегка потрясывало от смеха.

– Этот хрущёвский выкормыш снова собирается быть начальником. – Мария Гавриловна встала, подошла к газовой плите и как бы сама себе сказала: – Снова соберёт жидовскую камарилью.

Я перестал жевать, всё внутри меня сжалось. Ира смотрела на меня каким-то победоносным смеющимся взглядом.

По дороге домой и весь остаток дня в ушах звенело: «Идиёт… идиёт… идиёт». Не знаю, как начальник лагеря, а уж Виктор Бучин совсем не был «идиётом». Напротив, он был очень весёлый и остроумный человек, всеобщий любимец, дружный с ребятами и взрослыми. А «хрущёвский выкормыш», а «жидовская камарилья»? Вспомнил Собакевича из «Мёртвых душ» – тот тоже всех грязью поливал. Потом я стал искать для неё оправдание: может, она была не в духе? Может, у неё что-то болело или кто-то её обидел? Хотя обидеть такую, как Мария Гавриловна, трудно – где сядешь, там и слезешь. Да нет же, нет, у Иры не могла быть плохая мама. Тут что-то другое: может быть, то, чего я не знаю или что рано знать. Наверняка мне известно одно: ни Анна Гавриловна, руководитель студии художественного слова, ни отчим Витальича Валерий Михайлович, ни учитель истории, Александр Фёдорович, вот так вот под одну «идиётскую» гребёнку людей не причёсывали.

В студии Дома пионеров готовили Пушкинский вечер. На этот раз Анна Гавриловна решила приурочить его к 120-й годовщине со дня смерти поэта. Композиция была составлена из документов, писем, мемуарной литературы и поэтического венка, посвящённого памяти русского гения. Несколько девчонок и мальчишек оделись в костюмы пушкинского времени: платья с рукавами буф и фраки. Девчонки щеголяли локонами, ниспадавшими от висков. Я открывал вечер чтением «О Пушкине» Эдуарда Багрицкого. Как всегда к нам пришли бывшие студийцы, а также были среди гостей и руководители Ансамбля Дома пионеров В. С. Локтев, В. С. Константиновский и Е. Р. Россе. Я ждал Иру, но напрасно. Позже я ей позвонил. Она сказала, что больше в студию ходить не будет, так как ей предстоит усиленно заниматься французским языком.

Седьмого апреля Ира пригласила меня на день рождения мамы. У Марии Гавриловны круглая дата – 50 лет. Прихватив марки на продажу, я отправился в букинистический магазин. Там мне улыбнулась удача: книжка – ровесница Марии Гавриловны «Шитьё бисером» (в хорошем состоянии). В цветочном приобрёл букет тюльпанов и зашагал в Брюсовский [23] Позднее его переименовали в улицу Неждановой, а ныне это – Брюсов переулок. .

Дверь мне открыла Мария Гавриловна. Увеличенные линзами очков тёмно-карие глаза оттеняли её седую, свежевымытую и пышно взбитую львиную гриву. Мой подарок понравился – полное лицо оживила приязненная улыбка. Именинница пригласила меня за стол в гостиную, где уже сидели две её приятельницы. В дверь позвонили – это пришёл Володя, сын. Мне показалось, что он уже в летах. Позже выяснилось, он был старше Иры на 18 лет. Из красивой коробки он извлёк то ли графин, то ли кувшин и пожелал матери быть такой же крепкой и весёлой, как и содержащееся в подарочной ёмкости вино. Пошли тосты. Вина никто не пил – пили водку.

Через несколько дней мне исполнилось шестнадцать. Получил паспорт. Первое, что сделал после этого, – купил билет в Кинотеатр повторного фильма на последний сеанс. Шли «Утраченные грёзы» – детям до шестнадцати. Билетёрша на входе резко замотала головой:

– Вам нельзя, молодой человек.

И тут я, как Маяковский, «достаю из широких штанин» и демонстративно вручаю свою «паспортину». Тётенька не поленилась и заглянула вовнутрь. Всё! Отрочество кончилось!

В театральной студии репетировали «Сливовые косточки». Роль у меня не получалась – ни рыба ни мясо, а какая-то скукота. На прогон перед премьерой к нам снова пришёл муж Евгении Васильевны [24] Юрий Владимирович Багинян, в 1952–1981 гг. актёр Московского драматического театра на Малой Бронной. . Он основательно за меня взялся, предложил несколько смелых динамичных решений – и роль ожила. Во время спектаклей по ходу действия я не раз срывал аплодисменты – спасибо вам, Юрий Владимирович!

Перед летними каникулами Анна Гавриловна пригласила к нам в студию литератора, который с самим Львом Николаевичем Толстым встречался, будучи молодым. Он сказал, что не надеялся на это, но свершилось чудо, и писатель принял его. Встреча состоялась в 1907 году в Ясной Поляне.

– Я в ту пору был влюблён, – взгляд выступающего ушёл в себя, мысленно он окунулся в прошлое, – а девушка была совершенно равнодушна ко мне. Я места себе не находил и даже подумывал о самоубийстве. Обо всём этом я и рассказал Льву Николаевичу. Посочувствовав мне, он сказал, что любовь иногда доходит до такой крайней степени, что и жить не хочется. И, рассуждая далее, пришёл к такому выводу: « Если вы способны так сильно любить, значит, в вас есть талант. И очень важно дать этому таланту развитие. Для этого, может, потребуется много усилий, может быть, придётся проделать большую работу. Но ведь даже малый результат сделает вас счастливым, и вы будете по-другому воспринимать свою жизнь. И не исключено, что ваша возлюбленная оценит ваши достоинства. Но главное, труд и только труд отведёт вас от дурных мыслей и тем более поступков».

У Льва Николаевича подошло время прогулки, и он предложил пройтись с ним. Он спрашивал меня о Русско-японской войне, революции, боях на Красной Пресне. На прощание пожал мне руку со словами: «Трудитесь, молодой человек».

Затем знакомый Анны Гавриловны встал и обратился к нам:

– Знаете, что я хочу сейчас сделать? – Повисла пауза. – Я хочу каждому из вас пожать руку.

Мы поднялись со стульев, а литератор обошёл всех, вдумчиво вглядываясь каждому в лицо и пожимая руку.

– Теперь, – продолжал он, – вас разделяет с Толстым одно рукопожатие. А если учесть, что, возвращаясь с Кавказа, Пушкин мог пожать руку двухлетнему Лёвушке, то с Пушкиным вас разделяет всего два рукопожатия.

Со второй попытки закончил восьмой класс. Набрал книжек в библиотеке и уехал в Головково. Вспоминаю это лето как толстовское: читал запоем романы и повести автора, с которым меня разделяло одно рукопожатие. «Война и мир» поначалу мне показалась громадиной, но когда прочёл, сожалел, что так быстро книга закончилась. Но более всего взволновала «Смерть Ивана Ильича» – два раза перечитывал.

Приближался Фестиваль молодёжи и студентов. Пошёл за пропуском на открытие, который давали в обмен на справку землекопа. Меня отфутболили из одной конторы в другую, потом в третью, но через день, к вечеру, входной билет-пропуск был у меня в руках. На «детей разных народов» интереснее всего было смотреть с близкого расстояния, когда они выстроились в длинную колонну, чтобы пройти по стадиону «Лужники». Представители разных стран с пяти континентов несли государственные флаги, а египтяне ещё и портрет своего президента Насера. Когда все собрались на зелёном поле стадиона, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Климент Ефимович Ворошилов произнёс приветственную речь. Мне всё это быстро наскучило, и я пошёл домой.