Михаил Каншин - Физтех. Романтики. НЕнаучная жизнь физтехов

Руководителем агитбригады должен был стать Лёня Пресняков. Мы так решили промежду собой (мы – это бригадный основной костяк, который периодически, т. е. ежедневно, болтался у нас в комнате). Лёня только что перешёл на второй курс аспирантуры (и был по студенческой табели о рангах старшим в нашей команде), на Физтехе пару-тройку лет отработал в комитете комсомола, организовывал нашу подмосковную целину и со всяким начальством наговорился по самые уши. Бывший волейболист, член республиканской юношеской сборной Казахстана, и боксер-полутяж, по всем статьям подходил в начальники.

Но получилось несколько иначе. Лёня почему-то не смог в тот день поехать в Москву с очередной бумагой, и её попросили отвезти Серёгу Кузьминых, всё одно ему зачем-то надо было в столицу. И наш Серёжа вернулся ввечеру с несколько смущённым ликом и в качестве утверждённого начальника. Народ тихо обалдел, но сделанного не воротишь. И Серёга пошёл командиром, что периодически ему икалось, а Лёня Пресняков – традиционным комиссаром.

На меня навесилась организация концертов – от репертуара вообще до структуры каждого концерта в частности. Как известно, к концу похода всё это уже отрабатывается, как стандартное прохождение роты Почётного караула, но, как тоже известно, даже и в этом случае могут случаться разнообразные нюансы.

Мы долго крутили списки, чтобы максимум людей можно было бы применять в нескольких лицах и чтобы музыка была – и эстрадная, и народная, и танцы-пляски, и чтение, ну и пение с разнообразием аккомпанементов и, конечно, во многих вариантах, от соло до хора. Мне почему-то помнится цифра шестнадцать, но я не уверен. Лёня и Серёга (лекции), Михалыч (Миша Балашов, гитара, голос), Всеволод (Володя Шарыгин, голос), Коля Кузнецов (контрабас, гитара, голос) и Оля Кузнецова (лекции, молодая жена), я (голос), Витя Дубнер (фото и лекции), Света Солодченкова (голос), Неля Фастовец (она же Боцман, за любимую тельняшку, тоже голос), Топси (Томочка Бычкова, танец), Танюша Марчевская (танец), Лёвушка Хямяляйнен (танец), Гена Яковенко (аккордеон), Слава Солнышкин (кларнет, саксофон) и Саша Филиппенко (окончивший первый курс и вернувшийся из этого агитпохода на Физтех с прозвищем Щен, чтец, пел он тогда весьма условно, но с большим энтузиазмом).

На классическом пионерском барабане, пристроенном вместе с тарелкой на стойке, предполагалось стучать как получится – ударника, к сожалению, не было. Итого получается шестнадцать. Алик Андреев на Абакан – Тайшет не поехал.

Перед отъездом нас предупредили, что предстоит сделать письменный отчёт, а в ЦК дополнительно попросили интересоваться на местах о том, чего не хватает, в чём трудности, что хорошо – что плохо, и постараться проанализировать общую ситуацию. Мы тихо закачались от счастья и загрузились в самолёт на Красноярск.

В самолёте я работал программу концерта, занявшись этим уже всерьёз, прикидывая, что ещё надо по жанрам, чего не хватает, что, в конце концов, уже есть, полностью отрубившись от суеты всех событий последнего времени.

Дело в том, что мы: я, Всеволод, Алик Андреев, Серёга, Коля – только что окончили институт. А это значит, что весь последний год мы усердно пахали на базах, делали дипломы, писали, защищались. Потом, уже летом, дружно распределялись, зачислялись в аспирантуру, а Коля ещё и женился. Событие серьёзное, первая свадьба в квинтете, молодых прямо из-за стола отвезли на Речной вокзал и отправили в свадебное путешествие аж на половину медового месяца – на пароходе до Астрахани и обратно. А вторая половина, понятное дело, Абакан – Тайшет.

И там же, уже в походе, потихоньку отметили его окончание с помощью литровой бутылки «Особой Минусинской», с трудом добытой нашим водителем Гришей совсем в стороне от трассы, потому как на строительстве трассы летом – свирепый сухой закон. Напиток был неслабый и долго потом вспоминаемый. Если его встряхнуть, то внутри в жидкости появлялись и долго крутились прозрачные подводные течения, видные совсем невооружённым взглядом. Но тем не менее напиток был храбро разлит по железным кружкам на всех. Вечером.

В Красноярске нас встречали ребята из крайкома комсомола, стройка по комсомольской линии была под ними. Приняли как белых людей. Володя, второй секретарь, отвёз нас на автобусе то ли в гостиницу, то ли в ведомственную общагу. На следующий день поговорили, посмотрели на город, даже искупались в Енисее (очень серьёзная река!) и переехали на турбазу в Красноярских столбах, в заповедник. Нас туда поселили, пока через Минусинский райком, а может, и через Абакан, Хакасию, заканчивали всю организацию похода, утрясая конкретику – от грузовой машины до маршрута, концертов и точек связи на местах.

На турбазе, среди потрясающей красоты, мы прожили несколько дней – и даже пару раз побродили в основном вокруг столбов: лезть наверх по скалам без инструктора, страховки, минимальной подготовки и опыта скалолазания было опрометчиво. Хотя некоторые дамы попробовали, и Серёга, высказываясь сквозь зубы, лез наверх распутывать переплетённые руки-ноги и спускать их потихоньку на земную твердь.

Ну и репетиции, конечно. Репетировали мы на красноярской турбазе по-чёрному. Особо доставалось Саше Филиппенко, который упорно пытался добиться интонационной тщательности в исполнении есенинских стихов, которые у нас планировались впереслойку с русскими народными песнями и романсами (чистое высокое сопрано Светы Солодченковой, наши подпевки и хор).

Саня фейерверком врывался в комнату, где я сидел и придумывал композицию из песен и стихов о войне, кидал на стол томик Есенина и, трагически ломая руки, кричал: «Ну не могу я это читать! Не понимаю! Про всю эту вашу любовь! Не понимаю я её!»

1962.02. После концерта – танцы. Лекция: Сергей Кузьминых

И приходилось его утешать, что про любовь наука всё равно ничего не понимает, хотя и умеет много гитик, и что он не одинок в своём непонимании, и что это вообще-то пройдёт. Саня успокаивался, но бурчал по-прежнему, и я в который раз слушал и вместе с ним работал интонации: «Не бродить, не мять в кустах багряных лебеды и не искать следа. Со снопом волос твоих овсяных отоснилась ты мне навсегда…» С тех самых пор Саня вписался в нашу компанию и стал непременным участником всяческих событий и сборов, и по крайней мере у некоторых его работ ноги (или уши?) растут именно оттуда.

Нашему оркестрику тоже доставалось – надо было сыгрываться и репетировать со всеми солистами, с танцорами (со сменой темпов, под характер движений), плюс свои оркестровые номера, плюс заготовки для живых танцев после концерта. Их же должно быть не два и не три. И звучать должно где-то как-то диксилендово. Хоть Абакан и не Новый Орлеан, но халтурить было нельзя, и не могли мы себе этого позволить в принципе.