Наталья Бондарчук - Сергей Бондарчук. Лента жизни

«Курчатов сидел за письменным столом, разговаривая со мной, он изредка поглаживал свою густую чёрную бороду и поблёскивал огромными, очень выразительными карими глазами… Курчатов считал необходимым, используя возможности своего ведомства, всемерно поощрять фундаментальные научные исследования, “перебрасывая” научно-лабораторную базу и умы учёных для прикладных задач, – делал это всегда очень тактично, никого не обижая и не “насилуя”». Нет, это не фрагмент из сценария «Выбор цели». Это портрет Курчатова сделал Андрей Дмитриевич Сахаров.

«Я не мог не сознавать, какими страшными, нечеловеческими делами мы занимались. Но только что окончилась война – тоже нечеловеческое дело. Я не был солдатом в той войне – но чувствовал себя солдатом этой, научно-технической. Курчатов иногда говорил: “Мы – солдаты”, и это была не только фраза», – писал А.Д. Сахаров.

Вот почему Даниил Гранин, Игорь Таланкин, Сергей Бондарчук, Николай Бурляев, Георгий Жжёнов, Михаил Ульянов, Сергей Юрский, Олег Басилашвили, Иннокентий Смоктуновский, Алла Демидова, Ирина Скобцева и другие актёры создали этот фильм. Кого именно играл в фильме «Выбор цели» Николай Бурляев, знали практически все в группе. Конечно, знала и я. Но травля академика Сахарова только начиналась, когда делали картину.

В 1975 году фильм «Выбор цели» Игоря Таланкина получил Большой приз VIII Всесоюзного кинофестиваля в Кишинёве. В том же году Сахарову была присуждена Нобелевская премия мира.

13 сентября 1976 года у нас с Николаем Бурляевым родился Иван, внук Сергея Фёдоровича. Что такое рождение ребёнка в творческой семье? Чтобы это понять, это нужно пережить. С рождением сына вся моя жизнь началась как бы заново, я почувствовала такую ответственность, о которой и понятия не имела. Все заботы о сыне со мной разделял мой муж Николай Бурляев. Он оказался прекрасным отцом.

25 сентября 1976 года, в день рождения папы, ушла из жизни Татьяна Александровна Бондарчук – мама Сергея Фёдоровича и моя бабушка. Отец спешил на похороны вместе с другом Анатолием Чемодуровым. Их машина застряла. Разразилась страшная гроза. Они успели присоединиться к траурной процессии, когда Татьяну Александровну уже везли на кладбище. Было очень много народа. Бабушку похоронили рядом с Фёдором Петровичем Бондарчуком. На поминках отец сильно горевал. Признавался, что мало уделял внимания родителям.

После фильма «Они сражались за Родину» отец уже не мог снимать «Степь» по Чехову так, как она задумывалась ранее. За прошедшие пятнадцать лет произошло немало такого, что не могло пройти бесследно и не наложить отпечатка на его мировосприятие. Создав три гигантские по объёму работ картины, он пережил свою собственную клиническую смерть, жизни своих героев, уход близких, единомышленников, каждый раз возрождаясь к жизни в прямом и переносном смысле. За эти годы многое им переосмыслилось, переоценилось. Когда встал вопрос о включении «Степи» в план студии, некоторые ответственные работники, совершенно искренне пожимая плечами, говорили: «Зачем? Кому это нужно?» Другие откровенно говорили о том, что не сошёлся свет клином на Толстом, Шолохове, Чехове, пора браться и за современную тему, вокруг так много свершений, а он, Бондарчук, как будто не замечает этого. А художники, собратья по цеху, зная настырность и упорство своего коллеги, старались разубедить его, отговорить браться за Чехова. Аргумент был простой: повесть бессюжетна, в ней нет внешней динамики, действия. Даже современники Чехова определили ее как «случайную спайку отдельных картин». А на показе картинок, мол, далеко не уедешь. Да и характеры проблематичны. Чехов не писал характеры, он писал человеческие типы. Повесть замечательна, нет слов, но она совершенно некинематографична. Сергей Фёдорович отвечал своим оппонентам, что всё обстоит как раз наоборот. «Степь», пожалуй, наиболее зримое кинематографическое произведение Чехова. Горький говорил, что в «Степи» Чехов «рисует словами». Эту поразительную особенность чеховского письма подчёркивает и Лев Толстой: «У Чехова всё правдиво до иллюзий, его вещи производят впечатление какого-то стереоскопа».

К 1976 году у Сергея Фёдоровича «Степь» вызрела окончательно, на замысле лежал отсвет прочувствованной толстовской и шолоховской мудрости; знание более позднего Чехова; сыгранные в кино роли Дымова и доктора Астрова; передуманное за эти годы, пережитое. И отец добился того, что картину включили в план. Началась подготовка к съёмкам.

Для Сергея Фёдоровича это была не просто экранизация повести, но и воплощение на экране собственных воспоминаний о детстве и о том интересе к миру вокруг, который часто теряется с годами. Егорушка боится перемен, страшится всего нового и незнакомого, но время неумолимо, поэтому ему всё равно придётся пройти с обозом через степь, пережить новые ощущения, приехать в гимназию и начать учиться. Егорушку сыграл Олег Кузнецов, ему веришь и не думаешь, что этот мальчик исполняет свою роль, – кажется, что в действительности на наших глазах меняется его мировоззрение и он формируется как личность, постепенно взрослеет.

Образ Емельяна – самый трагический образ фильма. Эту роль отец оставил за собой. Он думал над образом с того самого часа, как была задумана картина. Его бумаги, записки разных лет испещрены зарисовками человека в картузе и с шарфом на шее. Образ человека, слышавшего в своей душе музыку и не могущего её выразить, волновал его. Когда что-то не получалось по ходу съёмок, когда не хватало слов и он не мог пробудить в актёре необходимое состояние, он начинал казаться себе безголосым Емельяном, ощущающим трагическую безысходность своего существования. Рассказывая в картине о бывшем певчем, о несостоявшемся художнике, Сергей Фёдорович показывает трагизм личности, переставшей ощущать себя творцом, чувствующей свою неполноценность, творческую несостоятельность. В пути и во время остановок, у костра и на реке, Емельян пытается запеть, но застуженное горло не повинуется ему. Его страдания невыразимы, скорбь невосполнима. Когда в церкви во время службы Емельян слышит божественное пение церковного хора, он становится с поющими в ряд, неожиданно запевает, его лицо светлеет, в глазах просыпается душа ожившего человека, но голос тут же срывается, он плачет. Трагедия Емельяна становится всеохватной. Счастье человека – в его связи с миром, в его возможности голосом и трудом своим воспеть его красоту, богатство и вдохновение. Тогда жизнь становится полной смысла, исчезает чувство одиночества и потерянности, и Божественное, звучащее в человеческой душе, становится всеобщим.