Алексей Тарханов - До востребования, Париж

Эти газеты не предполагали никакой обратной связи, кроме «утром в газете, вечером в куплете». С читателями в переговоры особенно не вступали. И правильно.

В редакции знаменитого советского журнала по искусству, где я начал работать в 20 лет, меня первым делом посадили отвечать на письма читателей. У нас была чрезвычайно изысканная и высоколобая редакция, но и она получала читательские отклики. Я долго писал ответы, страдал, подыскивал слова и пытался быть одновременно логичным, саркастичным и вежливым.

Так я мучился, пока однажды мой бывалый коллега, легендарный редактор Лёня Невлер не положил передо мной методичку ответа. Всего две строчки: «Благодарим вас за содержательное письмо. Обязательно учтем ваше мнение при подготовке следующей публикации». И сказал: «Запомните, Лёша. Нормальный человек в редакцию писать не будет».

Теперь я понимаю, что меня, по-нынешнему говоря, просто учили ставить лайк, не вдаваясь в объяснения. Я думаю, что рано или поздно нам надоест участвовать в беседах с холодильником и мы снова полюбим газету на белой бумаге за чашкой черного кофе на веранде кафе. И едва ли появится на свете галерея старых сайтов, еще более пыльных, потому что они-то уж точно никому не будут нужны.

Год 2020-й в Париже оказался, что называется, учебным годом. Он всех научил, что правила, по которым здесь живут последние лет сто, – никакие не правила, а счастливая случайность. Эпидемия стала заменой, хорошо если не преддверием тех мировых войн, которая выпадали на жизнь предыдущих поколений и которых пока что избежали нынешние.

У Ильи Эренбурга, опытного парижанина, есть книга «Падение Парижа» – написанная с московской дистанции. Это история того, как в 1940 году любимый город оказывается во власти пришельцев. Пришельцы – немцы, гитлеровцы. На сей раз пришельцами были вирусы, которым страна опять сдалась почти без боя.

В веселый новый, 2020-й год никто не верил, что мы можем оказаться в такой ситуации. Где Париж, а где Ухань. Но по всем правилам блицкрига враг, как 80 лет назад, за три месяца дошел до Триумфальной арки.

Как всегда в момент начала больших и непонятных событий, люди колебались между унынием и весельем. Март был прекрасен, в карантин люди входили так, как уходили на войну – за скорой победой. Еще три месяца потерпеть, и все вернется назад. И точно так же пришлось ждать не один год, пока Париж хоть отчасти не вернулся к мирному времени.

«Мы находимся в состоянии войны», – объявил президент Эмманюэль Макрон и закрыл страну на карантин. Он был велеречив: «Мы сражаемся не с армиями, не против другой страны. Но неприятель уже здесь, невидимый, и он наступает».

И вправду в первые карантинные дни Париж выглядел как перед оккупацией. Война была объявлена, но она выглядела такой же «странной войной», drôle de guerre , о которой напоминали развешенные в те дни по городу афиши выставки «1940: Бегство из Парижа». Парижане вновь, как и 80 лет назад, пустились в бегство, как только узнали о приближении карантина, к тому же усугубленного слухами о комендантском часе и прочих ужасах. Накануне президентского объявления город сразу потерял почти четверть жителей, ломанувшихся к морю, в провинцию или в деревню, куда подальше.

Все, у кого за городом были дома или родственники, решили переждать карантин на свежем воздухе. Студенту парижского вуза, вместо того чтобы быть запертым на две недели в конуре общежития, лучше уехать домой. Это понятно, родителям тоже спокойнее, но беглецы понесли заразу по стране – даже в такую глушь, куда никакой коронавирус не дошел бы, устав по дороге. В провинции на «понаехавших» смотрели как на чумных, с недоверием и опаской, французы сами отчасти превратились в беженцев в собственной стране – в общем, история всех эвакуаций одинакова, когда бы и где бы они ни проходили.

Все парижские увеселения закрыты, даже в гости ходить нельзя. Отсутствие кафе, которые на улицах Париже заменяли все на свете – столовую, гостиную, туалет, – чувствуется особенно болезненно. Город облысел.

Вот на дверях закрытого ресторана висит меню недели, расписанное поварами перед оставлением корабля: «С 16 марта и до… На первое – суп из летучей мыши. На второе – соте из китайского броненосца. На десерт – сопли по-итальянски». Внизу приписка: «Грабить нас бессмысленно, все, что было, мы съели сами».

Грабить никто не собирается, магазины работают, люди справились с паникой. В первые дни в Сети показывали толпы, штурмующие прилавки, но состояли толпы в основном из нервных жителей пригородов. Тоже можно понять: впереди у них постоянные полицейские проверки, которые многим трудно будет пройти без документов. Лучше уж запастись крупой и лечь на дно.

Непонятно, как пережили первые месяцы наглые парижские карманники. Метро и автобусы ходили почти пустые. Им впору было обращаться за пособием или ехать в отпуск на родину.

Сегодня в Париже, выходя из дома, я запасаюсь тремя документами. Письмо от работодателя, то есть от редакции, что мое присутствие на работе необходимо. Мое собственное письмо с подписью и датой, в котором я должен указать мотив сегодняшнего выхода. Ну и паспорт, конечно, куда ж без него.

Возможных уважительных причин пять: я еду на работу, я иду в магазин за едой, я направляюсь по неотложным домашним делам (надев красную шапочку, несу бабушке пирожки), я вышел на пробежку или позаниматься спортом. «В одиночестве заниматься, а не играть в футбол», – сказал об этом, вводя официальный бланк в оборот, министр внутренних дел.

Бланк справки можно скачать в интернете, поставив в нужном месте галки, а можно все написать от руки. Как вы понимаете, мотивы выхода расплывчаты, поддаются произвольной трактовке – за какой едой, по каким домашним делам и так далее. К учреждениям первоочередной необходимости были отнесены не только банки и аптеки, но и табачные и винные магазины. Да и вообще, проверить вас трудно. Это скорее первый психологический барьер, чтобы вы закопались писать себе каждый день увольнительные.

Но расплывчатость мотивов точно так же облегчает, в случае чего, трактовку нарушения полицейскими, которых отправили на улицы для контроля соблюдения карантина. Если полицейские решат, что вы манкируете запретом, вас могут оштрафовать. Сначала штраф был номинальный – 38 евро, потом он стал 135 евро, а далее везде, денег не напасешься.

Мое преимущество – пресс-карта. Обо мне тогдашний министр внутренних дел Кристоф Кастанер позаботился специально: «Пресс-карты могут служить пропуском, потому что информация играет важную роль в борьбе против вируса». Еще бы, если ее не поставлять, люди будут заражать друг друга в социальных сетях почище вируса. Газеты выходят без остановки, одни я вынимаю из почтового ящика, другие покупаю в киосках, которые оставили открытыми – вместе с прочей торговлей первой необходимости. Новостные телевизионные каналы работают вовсю, хотя две трети интервью дают из дома по телефону.