Алексей Тарханов - До востребования, Париж

Квартира удивительная, она стоит над пассажем, и окна коридора смотрят на стеклянную крышу, пересекающую квартал. У нее две части – высоченная гостиная со стороны улицы, где мы как раз пьем шампанское и командуем бразильским парадом. А затем со стороны двора под пятиметровый потолок встроены два уровня, на каждом по спальне и ванной – как раз для мамы с дочкой. Как будто бы квартиру готовили для них заранее.

– Я захожу сюда каждый раз с восхищением, – говорит Рената. – На мой взгляд, это дизайнерский шедевр. Она как запрятанная жемчужина внутри старого здания. Вы знаете, я с трудом покидаю ее каждый раз, меня из нее не выпускают некие силы, словно они давно ждали меня, соскучились и теперь – дождались!

Хозяин квартиры, он же архитектор и дизайнер, продавал ее потому, что пускался в новую авантюру. Не выдержал на старости лет, купил по соседству бывшую прачечную со стеклянной крышей и витражами во всю стену и сейчас ее перестраивает. Но он вовсе не жаждал уступить свое жилье первой встречной. Деньги деньгами, но отдам только в хорошие руки.

– Вообще он все время сомневался, назначая мне собеседования, стоит ли продавать или не стоит. Достойна ли я или все-таки не вполне. У меня была проверочная встреча с ним и его советчиками, и вначале они вообще были не расположены отдавать свое «сокровище» – такое кодовое название у квартиры – русской даме. Но когда мы встретились, то сразу выпили, конечно, шампанского и заговорили о кино. Я пообещала в этой квартире снять несколько фильмов. Настолько она разная – события могут разворачиваться и двести, и сто лет назад. Ну и сейчас, конечно.

Дизайнер строил ее по своему вкусу. К примеру, двери в ванных отсутствуют как таковые. Ну кто пойдет бродить по хозяйским спальням и навещать купальщиц на старый французский манер.

Рената признает, что дверь, быть может, и не помешала бы, но спешить с этим не хочет. Придется, видимо, ставить поперек коридора стул и выбрасывать на него полотенце. Зато ей здесь замечательно спится. «Засыпаю без всяких успокоительных и просыпаюсь рано утром. Вот специально купила кофе-машину, которая мелет зерна, шумит, как живая, пахнет кофе – первым делом я подхожу к ней, а потом уже с чашкой сажусь в “высокие комнаты” – в них можно зависнуть на века, как будто никогда их не покидала».

Хозяин оставил ей все люстры и бесконечно длинные шторы под пятиметровые потолки. Рената с Ульяной купили зеленый диван, светильники на камине, стол пятидесятых годов… Камин пора привести в порядок, позвать трубочиста, зима на пороге, а пока он завален теплыми оранжевыми гермесовскими коробками. И еще два невероятных размеров кактуса. Когда я предлагаю их срубить, Рената приходит в ужас и говорит, что колючая братия поглощает вредные энергии. Если так, то на вредных энергиях они невероятно поднялись и раздобрели – еще немного, и упрутся в пятиметровый потолок.

Возможность спокойно жить на парижском бульваре, не получая для этого никаких разрешений, для нее в новинку.

– Франция пришла ко мне с русской литературой – любимые героини Толстого и Пушкина переходили с русского на французский, и это был их второй родной язык. Если ты читала в детстве книги, Франция – естественное продолжение России. Я «воцерковилась» в Париже более француженкой, чем многие, – говорит Рената.

Но когда я спрашиваю ее, московскую барышню: «А как же Москва?», она отвечает, что в сравнении начинаешь любить эти города гораздо острее.

– В Париже я ценю возможность жить, а не только работать! Мне хочется все успеть – пойти учиться здесь или просто наслаждаться жизнью: ничего не делать, а ходить себе с тележкой на рынки, в лавки, покупать вино, ездить в замки по гостям, бегать на вечеринки, зависать в выходные дома, не отвечать на телефон.

Что ей не нравится? Сложный язык. «Я им все-таки не владею так, как хотелось бы, и скорее понимаю интуитивно. Хочу написать прошение “туда наверх”, чтобы мне увеличили сутки и вместо двадцати четырех часов выдали хотя бы тридцать. Тогда бы я учила французский лучше и бывала бы здесь чаще, и вообще, оставила бы своего двойника в Москве для всякой черной работы, а себя настоящую отправляла бы то и дело в Париж – отдохнуть».

Глупость жить в литературе, когда есть так называемая реальная жизнь, но реальная жизнь оказывается еще литературнее, как литературна моя собеседница, сидящая в красном платье на зеленом плюшевом диване под развесистым кактусом с бокалом в руках. Нельзя не полюбить Ренату, которая не боится жить в Париже, как в книге.

Когда я заканчивал эту историю, получил письмо от Ренаты: «Пишу Вам эти строки в Москве. Сутки назад прилетела. Сыграла спектакль. Завтра снова спектакль, и утром я вернусь в Париж. Моя помощница по хозяйству говорит мне, что в квартире еще кто-то есть. Это мистика, но во всех моих квартирах это существует, словно за мной ездят множество духов и домовых – говорят, они любят путешествовать, быстро прыгая в чемодан. Они ходят по второму этажу, пока все сидят на первом, потом по первому, если перемещаешься на второй… Их всегда опасаются домработницы, я же – обожаю. Уезжая, налила “духам” – шампанского в вазочку. А еще они любят пиво и сахар».

Иду я от Комеди Франсез (он же «дом Мольера») к Гранд-Опера по широкой улице Оперы. Сворачиваю направо на улицу Святой Анны. Самый центр французской столицы, самый обеденный полдень. И что же я там вижу? Вы думаете, бистро, брассери, круассантери, кафе, чайный салон, где парижан обслуживают гарсоны в белых передниках? Бар-табак, откуда доносятся звуки аккордеона? Как бы не так!

Кругом – иероглифы на повешенных у дверей тряпках. На стенах объявления без единого французского слова. Такова Святая Анна, маленькая Япония в центре Парижа.

Говорят, что в 1960-х здесь было царство гей-клубов, но потом геи откочевали в Марэ, и, поскольку свято место пусто не бывает, нашу ближнюю Анну занял Дальний Восток. Точки вдоль улицы все сплошь азиатские: под номером 32 – Higuma , дом 37 – Sapporo , чуть дальше 39 – Kunitoraya . Никто из них не притворяется французским рестораном, тут все аутентично быстро, дешево, жирно и вкусно. Рамен, удон, темпура, соба и всяческий дальневосточный фастфуд. На вкус – почти как в лавочках вокруг рыбного рынка в Токио.

У китайцев тоже свои точки. Например, на соседской улице Монтабор – целое заведение, куда приезжают автобусы с туристами. Китайцы зайдут внутрь, быстро поедят из мисочек, выйдут, рассядутся по автобусам и уедут – кто в Лувр, кто к Эйфелевой башне, кто по магазинам. А им на смену подвалят новые автобусы и новые китайцы. Место без особых примет. Никому постороннему не придет в голову туда зайти, так неаппетитно это выглядит.