Николай Борисов - Михаил Тверской

Как и сам Плано Карпини, Ярослав был своего рода разведчиком христианского мира, изучавшим внутреннее устройство Орды, её военное искусство, вооружение и приёмы ведения боя. Но если итальянский монах вернулся домой и изложил свои наблюдения в подробном отчёте Римской курии, то Ярослав унёс их с собой в могилу...

Отправляя Плано Карпини в Монголию в качестве своего доверенного лица, Иннокентий IV, безусловно, рассказал ему и о своей переписке с князем Ярославом Всеволодовичем (47, 103). Отсюда и повышенный интерес папского посла к Ярославу, замечание об особом почёте, которым князь пользовался в ханской ставке, подробный рассказ о его отравлении.

Искушённый в тонкостях дипломатии, Плано Карпини знал, что в отчёте перед папой о своей поездке к монголам он должен говорить и писать то, что сам папа желал бы услышать. Всё, что он говорит о Ярославе, подтверждало дальновидность папских планов относительно союза с русскими князьями. Сыновья отравленного татарами Ярослава должны были ненавидеть татар и прилагать новые усилия к сближению с Западом. Но здесь необходимы некоторые пояснения...

Никоновская летопись сообщает уникальные подробности пребывания князя Ярослава Всеволодовича в степях. «Того же лета (6754/1246) князь велики Ярослав Всеволодич бысть во Орде у кановичь, да и обажен (оболган. — Н. Б.) бысть Феодором Яруновичем к царю Батыю, и много истомлениа приатъ от татар за землю Русскую; и отпустиша его уже изнемогша, и мало пошедъ от кановичь и преставися нужною смертью во иноплеменницех месяца сентября в 30 день» (17, 133).

Сбивчивое, как речь заики, и обрывистое, как берестяная грамота, сообщение Никоновской летописи можно понять лишь в самых общих чертах. Реальной причиной расправы с Ярославом Всеволодовичем могли стать его тайные сношения с римским папой Иннокентием IV, о которых Батый узнал из доноса какого-то Фёдора Яруновича — вероятно, княжеского придворного. За этим доносом мог стоять кто-то из соискателей великого княжения Владимирского — младших братьев или племянников Ярослава. Батый сообщил об измене Ярослава «кановичам» — имперским властям в Каракоруме. Там резко изменили своё отношение к Ярославу и вместо прежнего почёта подвергли его «истоме» и отпустили на Русь едва живого.

С точки зрения православной ортодоксии тайные переговоры с латинянами выглядят почти изменой своей вере. Однако русские князья смотрели на это с известной долей профессионального цинизма. Избавление от татар было такой целью, ради которой хороши любые средства. Приняв западную помощь, можно было, подобно византийским императорам, уклониться от исполнения обещаний. Наконец, и само латинство не было тогда таким жупелом для простаков, каким оно стало позднее благодаря усилиям православного духовенства и агрессивности миссионеров-крестоносцев. Латиняне подчинили себе Святую землю и Византию. Видимо, их любил Бог. Бывалые люди говорили, что латинство не мешает соседним народам жить в мире и достатке...

Известно, что в Средние века религия была политикой, а политика — религией. Религиозная нетерпимость нередко сталкивалась с политической целесообразностью. И вторая обычно брала верх над первой. Добрые отношения с католиками необходимы были Руси и в силу той геополитической ситуации, которая сложилась в Восточной Европе к середине XIII столетия. Русские земли подверглись военному натиску с трёх сторон: со стороны Литвы, объединившейся под властью Миндовга в 1240 году; со стороны Ливонского ордена, остро нуждавшегося в новых землях и новых подданных; со стороны Орды, грозившей погромом за любое сопротивление. В этой обстановке здравый смысл подсказывал русским князьям необходимость союзнических (или вассальных) отношений хотя бы с одним из этих врагов. А вот с каким именно — над этим следовало тщательно поразмыслить.

С Орденом против Литвы? Так иногда поступали псковичи. Но для серьёзной игры Орден был слишком слабым и ненадёжным союзником.

С Литвой против Орды? Но Литва предпочитала прибирать к рукам не татарские степи, а земли восточных славян...

С Ордой против Ордена и Литвы? Но такие походы приносили князьям больше расходов и унижений, чем реальной пользы.

Вопрос повис в воздухе...

Сын Ярослава Всеволодовича Александр Невский продолжил тайную переписку с Римом. Однако вскоре он прекратил это опасное дело. Путешествие в Каракорум в 1248 году убедило его в могуществе монголов. Крестовый поход против степняков, который провозгласил папа и которого так ожидал Даниил Галицкий, оказался пустой затеей. Гордые рыцари не хотели идти на войну против непобедимых татар, а ханы жестоко карали русских князей за тайные контакты с Западом.

Александр Невский сделал свой исторический выбор. Вернувшись из Монголии, он твёрдой рукой повёл Русь тернистой тропой повиновения Орде. Возможно, это был единственный способ выживания русских как нации. Но за выживание пришлось платить независимостью. Отныне судьба Руси и её правителей решалась под куполом монгольской юрты...

Политику часто называют «искусством возможного». Оставив Божьему промыслу заботу об отмщении степнякам за гибель Ярослава Всеволодовича, князья занялись вопросом «о хлебе насущном». С кончиной Ярослава между его сыновьями — Александром Невским, Андреем Суздальским, Константином Галицким, Михаилом Хоробритом и Ярославом Переяславским — началась обычная борьба наследников за верховную власть и земли. Братья Ярославичи интриговали друг против друга и все вместе — против своего дяди князя Святослава Всеволодовича, занявшего в 1247 году по праву старшинства стольный Владимир. Каждый искал поддержки у Батыя, а кое-кто — и в далёком Каракоруме.

Не зная перипетий этой борьбы, мы знаем её результаты. В 1249 году Святослав Всеволодович был изгнан из Владимира Андреем Ярославичем, получившим ярлык на великое княжение Владимирское во время поездки в Орду в 1248/49 году. В 1252 году Александр Ярославич, изгнав Андрея при помощи татар, сам стал великим князем Владимирским. Полагают, что именно тогда Невский герой заставил брата Ярослава уступить ему Переяславль, а взамен дал ему свой удел — Тверь (85, 116).

Обмен этот был не вполне эквивалентным. Тверь при всём её стратегическом значении была окраиной тогдашней Владимиро-Суздальской Руси, а Переяславль — её второй столицей. Но за спиной Александра стояла благоволившая ему Орда (77, 262).

В итоге семейных разборок сыновей и внуков Всеволода Большое Гнездо младший брат Невского Ярослав Ярославич — отец героя нашей книги — не по своей воле стал первым в полном смысле слова тверским князем. Тверь стала его уделом — неотчуждаемой наследственной вотчиной.