Билл Клинтон - Моя жизнь

Я решительно поддержал программу развертывания системы обороны от оперативно-тактических ракет, которая не противоречила соглашению по ПРО и, как я сказал Ельцину, в будущем могла бы защитить обе наши страны во время проведения совместных военных действий, например на Балканах или в каком-нибудь другом регионе. Основная проблема нашей позиции, с точки зрения России, состояла в том, что трудно было провести четкую границу между системами защиты от тактических ракет и от ракет большего радиуса действий. Новые технологии, разработанные для защиты от тактических ракет, могли в будущем в нарушение договора использоваться для стратегической противоракетной обороны. В конце концов стороны согласовали технические различия между разрешенными и запрещенными договором по ПРО программами, что позволило нам продолжить работу над системой защиты от оперативно-тактических ракет.

Саммит в Хельсинки завершился неожиданным успехом — в немалой степени благодаря способности Ельцина заглянуть в будущее России и увидеть для нее иной путь утверждения величия, нежели территориальное доминирование, его готовности противостоять мнению большинства в Думе, а иногда и в собственном правительстве. Хотя нам так и не удалось реализовать все задуманное, поскольку Дума отказалась ратифицировать договор СНВ-2, были созданы условия для проведения июльского саммита НАТО в Мадриде, что позволило сделать следующий шаг на пути к объединенной Европе.

После моего возвращения домой результаты саммита были восприняты в основном позитивно, хотя Генри Киссинджер, а также некоторые другие республиканцы и критиковали меня за то, что я пообещал не размещать ядерное оружие и войска НАТО вблизи границ России, на территории новых членов этой организации. Консервативно настроенные коммунисты жестко критиковали Ельцина за то, что он пошел на уступки по важным вопросам. Зюганов сказал, что Ельцин «позволил другу Биллу дать ему пинка под зад», — Ельцин только что дал Зюганову пинка под зад на выборах, где он боролся за будущую, а не вчерашнюю Россию. Я был уверен, что Ельцин выдержит и эту бурю.

Вернувшиеся из Африки Хиллари и Челси рассказали мне о своем путешествии. Отношения с африканскими государствами имели большое значение для Америки, и поездка Хиллари на этот континент, так же как и более ранний визит в Южную Азию, подчеркнула нашу решимость поддержать усилия лидеров и рядовых граждан стран Африки в достижении мира, процветания и свободы и помочь им остановить распространение СПИДа.

В последний день месяца я объявил о назначении Уэсли Кларка преемником генерала Джорджа Джоулвана в должности главнокомандующего силами США в Европе и командующего объединенными силами НАТО в Европе. Мне нравились оба этих человека. Джоулван энергично поддерживал активную позицию НАТО в Боснии, а Кларк был одним из важнейших игроков команды Дика Холбрука, которая вела там переговоры.

Я считал, что его назначение как нельзя лучше продемонстрирует наше намерение добиться прочного мира на Балканах.

В апреле я встретился с королем Хусейном и премьер-министром Нетаньяху, чтобы попытаться спасти мирный процесс. Вспышки насилия возобновились после решения Израиля построить новые дома в Хар-Хома — израильском поселении на окраине восточной части Иерусалима. Каждый раз, когда Нетаньяху делал шаг навстречу палестинцам, как в случае соглашения по Хеврону, правящая коалиция немедленно заставляла его предпринимать шаги, которые вновь вбивали клин между Израилем и палестинцами. Примерно в то же время произошла еще одна трагедия: в приступе бешенства иорданский военнослужащий убил семерых израильских школьников. Король Хусейн немедленно отправился в Израиль и принес его гражданам свои извинения, что разрядило напряженность в отношениях между Израилем и Иорданией. Однако Соединенные Штаты и Израиль продолжали требовать от Арафата покончить с терроризмом и примириться с проектом Хар-Хома, хотя, по его мнению, это не соответствовало обязательствам Израиля не вести строительство в районах, которые были предметом переговоров.

На встрече со мной король Хусейн высказал опасения по поводу того, что постепенный, пошаговый мирный процесс, который мог принести успех, когда премьером был Рабин, теперь, учитывая политические ограничения, с которыми приходится считаться Нетаньяху, не даст результата. Это беспокоило и самого Нетаньяху, который предлагал ускорить процесс, перейдя к самым тяжелым финальным пунктам соглашения. Хусейн считал, что это стоило попытаться сделать. Когда через несколько дней Нетаньяху прибыл в Белый дом, я сказал, что окажу ему поддержку, однако, чтобы заручиться согласием и Арафата, нужно найти способ выполнить предварительные соглашения, по которым израильская сторона обязалась открыть аэропорт в Газе, обеспечить свободный проход между палестинскими территориями в Газе и на Западном берегу реки Иордан и предоставить палестинцам экономическую помощь.

Большую часть месяца я потратил на попытки убедить Сенат ратифицировать Конвенцию о запрещении химического оружия (КХО). Я встречался с конгрессменами и разговаривал с ними по телефону, согласился на предложение Джесси Хелмса передать Агентство по контролю над вооружениями и по разоружению и Информационное агентство США в ведение Государственного департамента в обмен на его согласие поставить на голосование вопрос о ратификации КХО, против которой он возражал, и провел на Южной лужайке Белого дома встречу со сторонниками ратификации из числа видных республиканцев и военных, включая Колина Пауэлла и Джеймса Бейкера, чтобы преодолеть сопротивление консерваторов, таких как Хелмс, Каспар Уайнбергер и Дональд Рамсфелд.

Меня удивляла подобная позиция, поскольку все наши военные руководители решительно поддерживали КХО, однако она отражала глубокий скепсис правых в отношении возможностей международного сотрудничества и желание получить максимальную свободу действий теперь, когда Соединенные Штаты остались единственной в мире сверхдержавой. Ближе к концу месяца я добился соглашения с сенатором Лоттом об изменении некоторых формулировок в тексте конвенции, которые, как он считал, смогут усилить этот договор. Наконец благодаря поддержке Лотта КХО была ратифицирована: за было подано 74 голоса, против — 26. Так вышло, что я следил за голосованием в Сенате по телевидению вместе с японским премьер-министром Рютаро Хасимото. И я подумал, что ему будет приятно узнать о ратификации: ведь Япония пострадала от применения террористами в метро отравляющего газа зарина.

В том, что касается внутренней политики, я поручил Сэнди Турману из Атланты, одному из самых активных борцов со СПИДом в Америке, возглавить Управление по национальной политике в области борьбы со СПИДом. С 1993 года наши инвестиции в исследования, направленные на борьбу со СПИДом, увеличились на 60 процентов, было одобрено восемь новых лекарств от СПИДа и девятнадцать лекарств от СПИД-ассоциированных заболеваний. Уровень смертности от СПИДа в США начал снижаться, но до создания вакцины или эффективного лекарства было еще далеко. Особенно угрожающая ситуация сложилась в Африке, где предпринимаемых нами усилий было недостаточно для решения этой проблемы. Турман был способным и энергичным человеком, обладающим даром убеждения, и я знал, что он будет требовательным и ко всем нам.