Суад Мехеннет - Мне сказали прийти одной [litres]

– Кто такой этот эмир? – спросила я.

Мой источник рассказал, что этот человек тоже был долгое время связан с Заркави. Они вместе сражались, и эмир провел несколько лет в тюрьме в девяностые годы, когда Заркави из-за решеток создавал и укреплял свою организацию. Когда Заркави отправился в Ирак, эмир помогал своему старому другу с поиском боевиков. Сегодня он делил свое время между обучением террористов-смертников, отправляющихся в Ирак, и помощи в организации операций в разных местах.

– Это ключевая фигура, – сказал мой источник. – Это сильный человек, очень сильный.

– Так вы его знаете?

Он кивнул:

– Давайте я поговорю с ним и посмотрю, что можно сделать.

Я улыбнулась:

– Пожалуйста, не могли бы вы это сделать прямо сейчас? У нас осталось мало времени. Я даже специально для этого надела абайю.

Он рассмеялся, встал и сказал, что мне нужно заказать еще сока или чашку чая. Он скоро вернется. Примерно через полчаса мой информатор пришел обратно с улыбкой на лице. Он сказал, что объяснил эмиру, кто такие мы с Майклом. Они нашли наши статьи в Интернете и обсудили возможность встречи.

– Он согласился встретиться с вами обоими завтра, – сказал он. – Вот видите, я же говорил, что эта абайя принесет вам удачу!

На следующий день, когда мы с Майклом уже собирались выехать в Зарку, позвонил мой информатор:

– Вы должны приехать прямо сейчас. Приезжайте одна.

Я сказала Майклу, что мне нужно узнать, что происходит, и поехала в Зарку с нашим водителем Абу Даньей.

С источником мы встретились в кофейне.

– Он отменил встречу.

– Как? Почему?

– Он сказал, что у него заболел зуб, но, думаю, он просто нервничал. Его голос больше не звучит уверенно.

Это была неудача. Мы знали, что, чтобы объяснить американцам, почему молодые иорданцы оставляют свои дома и своих родных и едут воевать в Ирак, нам нужны их голоса. Но без «Абу Джихада», как некоторые называли эмира, нам не удастся до них добраться.

– Пожалуйста, узнайте, а не могли бы мы просто поговорить, без всякого интервью? – взмолилась я, вспомнив, как хорошо это сработала с Абси в Ливане.

Мой информатор покачал головой:

– Неужели вы никогда не сдаетесь? Тогда поехали сейчас, только на моей машине. Ваш водитель должен остаться здесь.

Это было рискованно, но меня успокаивали две вещи: была середина дня и я доверяла своему источнику. Я сказала Абу Даньи подождать меня в кофейне и дала ему лист с контактами джихадистов в запечатанном конверте, велев передать его Майклу, если я не вернусь через пару часов. Потом я позвонила Майклу.

– Он отменил встречу из-за больного зуба, – сказала я.

– Пожалуйста, попробуй его убедить, – ответил Майкл. – Я могу дать ему адвил или амбьен.

Абу Джихад, увидев нас, был удивлен, но нисколько не огорчился. Он был высоким, длинноволосым, сильным на вид, но в этот день его лицо казалось несколько бледным.

– Шейх, я слышала, вы захотели отменить интервью из-за зубной боли? – спросила я.

– Да, простите, но у меня все болит. Давайте встретимся в какой-нибудь другой день.

Я попыталась объяснить, что мы пробудем в стране очень недолго и что интервью с ним для нас очень важно. Я сказала, что без него мы не сможем рассказать всю историю.

Он сказал, что не может этого сделать.

Я никак не могла поверить, что моджахед, который сражался бок о бок с Заркави и провел годы в тюрьме, может отменить встречу из-за зубной боли.

Тут дверь открылась, и в комнату вошла пожилая женщина. Она поздоровалась с Абу Джихадом и спросила, как он себя чувствует. Потом спросила, кто я такая.

– Да просто посетительница, – ответил Абу Джихад.

Его голос стал гораздо мягче.

Женщина обняла меня и расцеловала в обе щеки.

– Добро пожаловать, дочь моя! Откуда вы, хабибти, из Марокко? – спросила она, используя форму женского рода арабского прилагательного «ненаглядная».

Она сказала, что любит марокканские сладости.

– Но почему вы такая грустная?

Я объяснила, что проделала весь путь из Европы, чтобы встретиться с ее сыном, очень важным для истории, которую мы хотим рассказать, а мой коллега приехал из Соединенных Штатов. А теперь он хочет отменить встречу из-за зубной боли!

Женщина начала бранить сына.

– Сынок, эта милая девушка и ее друг приехали издалека, чтобы увидеть тебя. Конечно, ты с ними встретишься, или я прокляну молоко, которым кормила тебя из этой груди, – она положила правую руку на грудь.

Абу Джихад вскочил, бросился к матери и поцеловал ее руку и лоб.

– Конечно, мама! Как ты пожелаешь!

Мой источник следил за всем этим из угла, стараясь не расхохотаться. Я повернулась к Абу Джихаду:

– Шейх, так я могу привезти своего коллегу?

– Да, доченька, поезжайте и привезите своего коллегу, – ответила его мать.

– Я обещаю, что мы прихватим лекарство для вашего зуба, но мне нужно ехать прямо сейчас, чтобы забрать коллегу из Аммана.

Мы с Майклом часто использовали во время наших интервью прием с хорошим и плохим полицейским. Обычно люди ожидали, что он будет задавать жесткие вопросы. Вместо этого Майкл играл роль дружелюбного человека, который со всем соглашается, а я затрагивала трудные темы, такие как 11 сентября, внутренние разборки боевиков или документальное подтверждение слов наших источников. Мы ощущали, что те, с кем мы говорим, скорее простят меня, потому что я женщина и говорю по-арабски, тогда как Майкл был «неверным», которого легко заподозрить в шпионаже.

Мы использовали этот подход и с Абу Джихадом. Я спрашивала о его связях с террористическими сетями и о том, финансировал ли он боевиков, а Майкл задавал вопросы о том, как повлияло на него пребывание в тюрьме.

Абу Джихад действительно был большим боссом, каким и считали его окружающие. Он знал всех. Мы сказали ему, что хотим встретиться с молодым человеком, который побывал в Ираке. В течение часа он нашел для нас такого. Каждый раз, когда мне казалось, что эмир теряет интерес к разговору, я напоминала о его матери и о том, как далеко мы ехали, чтобы поговорить с ним.

Абу Джихад попросил нас подождать, пока он приведет молодого человека, который согласился поговорить с нами с тем условием, что его имя и персональные данные нигде не будут упомянуты. Мы называли юношу Абу Ибрагим – именем, которое он использовал на войне.

Он говорил с нами с некоторым трепетом, часто поглядывая на Абу Джихада, как бы испрашивая разрешения говорить.

– Все в порядке, ты можешь рассказать им все, – сказал Абу Джихад. – Они дали слово, что не будут называть наши настоящие имена.

Абу Ибрагиму было двадцать четыре года, он был стеснительным, долговязым, с карими глазами. Носил он традиционную белую одежду. Из шести друзей, отправившихся в Ирак, Ибрагим был самым старшим. Родился он в светской семье среднего класса и подростком играл в бильярд, слушал поп-музыку и дружил с девушками. Он хотел стать профессиональным игроком в футбол.