Суад Мехеннет - Мне сказали прийти одной [litres]

Мужчины пошептались друг с другом, а потом тот, что в очках, выдал образчик джихадистского этикета: хозяин дома должен согласиться на убийство Майкла до того, как оно, Божией милостью, осуществится. Мужчина в очках сказал, что мы в его доме и он не позволит убивать Майкла здесь. Тут заговорил Марван, сказав, что Майкл под его защитой и что он не позволит перерезать ему горло.

После нескольких напряженных минут мы все сели. Я заметила, что жена хозяина вышла из-за угла и встала так, чтобы ее могла видеть только я. Мы вежливо поприветствовали друг друга.

Ради безопасности я решила делать все так быстро, как только мы могли. Я задала несколько основных вопросов, например о том, где они берут свои фильмы и сколько дисков распространяют. Майкл пытался расспрашивать о деталях, но я сказала, что нам надо спешить, потому что у нас назначена еще одна встреча.

Мужчина в очках объяснил, что они получают видеозаписи на флешках из Ирака и записывают их на DVD, которые потом распространяют в основном в Зарке. Отсюда их диски уже находят путь в другие города.

– Вы их продаете? – спросила я.

– Нет-нет, мы раздаем их бесплатно, – ответил он.

Вся работа финансировалась с помощью частных пожертвований, но жертвователей он отказался назвать.

Тут наш хозяин извинился, сказав, что его зовет жена. Вернувшись, он сказал мне, что она хочет видеть меня.

– Но я уже поздоровалась с ней, – ответила я.

– Нет, она хочет принять вас в другой комнате.

Мне вовсе не хотелось оставлять Майкла одного.

– Но все в порядке, – сказала я. – Мне очень удобно и в этой комнате.

– Вы не понимаете, – настаивал мужчина в очках. – У нас в доме есть свои правила, и она хочет, чтобы вы сидели с ней там, где сидят женщины.

Не видя другого способа выкрутиться, я сказала, что пойду к ней через несколько минут. Мы спросили, не давали ли они видеозаписи живущим по соседству молодым людям, которые потом отправились в Ирак.

– Одного из них я знал лично, – сказал хозяин.

Тут заворчал его злобный друг:

– Они все моджахеды, маша’Аллах! Они уехали в Ирак убивать злобных американцев, таких как твой друг, продавших Ирак еще более злобным шиитам, которые пытают наших братьев и насилуют наших сестер!

– Шейх, мой коллега – один из журналистов, которые писали о пытках, учиненных шиитскими боевиками, – сказала я. – Наша газета напечатала много статей об этом и о тюрьмах ЦРУ, где пытают людей.

Я хотела, чтобы этот человек увидел, что не на всех американцах лежит вина.

– Они все одинаковые, – ответил он. – Они все куффар, и ты не должна с ним работать!

Мы решили уходить. Я попросила Абу Данью и Марвана пойти в машину вместе с Майклом, пока я попрощаюсь с женой хозяина дома. Она сидела в соседней комнате и смотрела телевизор вместе с четырьмя маленькими детьми. Заглянув в дверь, я поняла, что они смотрят видеозаписи нападений на американских солдат в Ираке. На экране шиитский боевик держал в руке несколько голов тех, кого они называли людьми суннитов в Ираке.

– Вы позволяете им это смотреть? – спросила я.

– Да. Они должны видеть врагов ислама, – ответила она. – Чем раньше, тем лучше.

Это напомнило мне то, что я видела в лагере беженцев Нахр-эль-Барид в Ливане, где боевик «Фатх аль-Ислам» хвалил своего сына за «убийство» безбожников. Грусть и отвращение захлестнули меня.

В саду мужчина со злыми глазами стоял около двери, ведущей на улицу. Я видела, что Майкл и Марван стоят снаружи около машины, но, когда я подошла, мужчина закрыл калитку. Я оказалась в ловушке в саду.

– Одну минутку, – сказал он.

Я не знала, что он собирается делать. Не выплеснет ли он свою злобу на меня? Ведь он сказал, что я не должна работать с куффар!

– Мне нужно поговорить с тобой наедине, – сказал он. – Хочешь знать, почему я так сильно ненавижу американцев?

Он не кричал, но в его голосе слышалась злоба, а руки тряслись.

– Знаешь, что они позволили шиитам делать со мной в Ираке? Клянусь Господом, тогда я даже не был джихадистом, но после пыток, которые пережил, я им стал! Эти боевики, они совали электрошокер в каждую дырку на моем теле! Они насиловали меня, ссали и плевали на меня. Теперь мне надо все время принимать лекарство из-за того, что у меня расшатаны нервы.

– Шейх, мне очень жаль, что с вами все это произошло, – сказала я так спокойно, как только могла. – Но в том, что случилось с вами, нет вины каждого американца и даже каждого шиита. Есть люди, которые борются за права человека.

– Права человека?! – заорал он. – Дерьмо человека! Все эти группы, они просто лжецы! Они просто используют права человека в своих интересах.

Руки его сжались в кулаки.

Хозяин дома, который был на улице, открыл дверь и сказал:

– Пожалуйста, сестра, садитесь поскорее в машину.

Я еще один раз посмотрела на стоявшего передо мной мужчину.

– Мне очень-очень жаль, что все это с вами случилось, – прошептала я.

– Все, что там произошло, было так странно, – сказал Майкл, когда мы ехали обратно в Амман. – Эти мужчины выглядели такими любезными, а ты вела себя с ними так жестко.

Я сняла никаб и повернулась к нему:

– Пожалуйста, окажи себе и нам обоим одну услугу – прекрати свои уроки арабского!

– Почему? – оторопел он.

– Ты знаешь, что означает слово «шукран», верно?

Он кивнул.

– Они спорили о том, не отрезать ли тебе голову и не снять ли об этом видео, а ты говорил им «спасибо»!

Я объяснила, что произошло. Также я извинилась за то, что не переводила ему все, что говорилось, и Майкл согласился, что я была права.

– Я вел себя как невменяемый идиот, и они решили, что я и на самом деле шпион или кто-то в этом роде, – сказал он.

– Да, именно так они и подумали, но ты был под защитой. Мы втроем никогда не позволим им коснуться хоть волоска на твоей голове!

– Шукран, шукран, – сказал Майкл, и мы все начали смеяться.

Мы видели, что добились больших успехов, но хотели еще найти кого-нибудь из друзей уехавших в Ирак ребят.

– Может быть, тебе вернуться к Абу Анасу и спросить его, – предложил Майкл.

Я снова поехала в Зарку, прихватив абайю и никаб. Абайю я натянула прямо на глазах Абу Даньи, нашего водителя. С Абу Анасом мы встретились в его доме.

– Есть один человек, который, как я думаю, был близок с ними, – сказал он. – Но я уверен, что с вами он разговаривать не будет.

– Почему вы так в этом уверены?

Он наклонился к моему уху и прошептал:

– Потому что он делает только то, что говорит ему эмир.

– Какой эмир? – спросила я.

– Который здесь всем заправляет.

Абу Анас дал мне кунью эмира – его военное имя – и сказал, что это все, что он может сделать. Я обратилась к другому своему источнику, помощнику Заркави, и попросила его встретиться со мной в кофейне в центре Зарки.