Суад Мехеннет - Мне сказали прийти одной [litres]

Но найти партнера мне было не так-то просто, потому что джихадисты вторгались в мою личную жизнь. После катастрофы в Алжире меня на некоторое время отправили поработать в Нью-Йорк, в штаб-квартиру газеты. Я хотела получше узнать своих коллег-репортеров и редакторов, а также улучшить свой английский, который стал для меня уже четвертым языком после арабского, немецкого и французского.

Американские друзья всячески расширяли мои возможности для знакомств. Некоторые организовывали обеды, чтобы познакомить меня с «успешными арабскими американцами», другие подписывали меня на сайты, где я могла встретить арабских мужчин со всего мира. Все шло хорошо, пока эти мужчины не узнавали, кто я и не находили в Интернете мои статьи.

Некоторым категорически не нравилось то, что я делала, и они обвиняли меня в том, что я показываю ислам и арабов с плохой стороны; другие посылали полные комплиментов сообщения, но тут же отмечали: «То, чем ты занимаешься, – это так смело, но так опасно!»

Мужчина, который написал эти слова, был родившимся в Америке инженером арабского происхождения, с которым я познакомилась в Сети. Подруга заполнила за меня анкету, написав ответы на вопросы о моих предпочтениях и о том, хочу ли я выйти замуж и завести детей. (На оба последних ответ был «да».)

На моей странице не было фотографии, и я никогда не посылала своих фото тем, с кем знакомилась на сайте. Я писала, что я европейка арабского происхождения, работаю в средствах массовой информации, а в подробности предпочитала не вдаваться. Также я говорила, что независима и трудолюбива, люблю слушать музыку, длинные прогулки, походы в музеи искусств и кино, много читаю и очень общительна. Когда один из мужчин, с которыми я познакомилась на этом сайте, узнал, кто я такая, он спросил, не означает ли «общительность» то, что мне нравится общаться в среде джихадистов.

Еще до того, как я начала получать подобные ответы, у меня были смешанные чувства по поводу знакомств в Интернете. В этом мире я не чувствовала себя комфортно, и на то, чтобы отделить нормальных людей от придурков, требовалось очень много времени. Но подруга, которая заполнила для меня анкету, утверждала, что половина ее американских друзей нашли себе партнеров в Сети. «Это одна из самых популярных новинок», – сказала она. Я решила, что, наверное, стоит попробовать.

Как и на любом сайте знакомств, здесь были мужчины, которых интересовали только легкие интрижки. Такие сообщения я сразу удаляла. Но некоторые мужчины, казалось, были настроены более серьезно. Один инженер, с которым я общалась, вроде бы имел хорошие манеры, был открытым и дружелюбным. Он сказал, что хотел бы равных, партнерских взаимоотношений. Он, казалось бы, обрадовался, когда я в первый раз сказала, что я журналистка. Он говорил, что ему нравятся женщины, имеющие свое мнение, вовлеченные в то, что происходит в мире. Он не возражал, чтобы женщина работала и путешествовала. Но, когда я наконец сказала ему свое имя (после того как мы три месяца общались анонимно), все сразу изменилось. Наши легкие, светлые разговоры тут же сменились более чопорными речами.

Если бы я ездила по всему миру и писала об охране окружающей среды или о моде, то никаких проблем бы не возникло. Но этот парень работал на американское правительство. Я восприняла его сообщение как способ попрощаться, и мы прервали контакты.

Этого инженера я никогда не встречала лично, но я пила кофе с арабо-американским бизнесменом, с которым мы познакомились в Сети. Он специально прилетел в Нью-Йорк, чтобы со мной познакомиться. По пути из кафе в мой офис меня случайно толкнул на улице какой-то мужчина. Он сказал, что извиняется, но бизнесмен был в ярости. «Ты должен по-настоящему перед ней извиниться!» – кричал он. Я заверяла его, что все в порядке и что мужчина извинился, а сама думала: «Да я и сама могу прекрасно за себя постоять!»

Мой коллега Майкл Мосс по-братски волновался за меня. Они вместе с еще одним репортером «Нью-Йорк таймс» и моей подругой убедили меня провести проверку биографий тех мужчин, которые хотели со мной познакомиться, в том числе и этого бизнесмена. Выяснилось, что его пару раз арестовывали за избиение бывшей жены.

Когда он снова связался со мной, я сказала, что не думаю, что из нас получится хорошая пара. Он казался растерянным. «Почему? – написал он. – Мы так хорошо посидели за кофе. Мне показалось, что между нами что-то есть». Я сообщила ему, что знаю об арестах за домашнее насилие и попросила больше мне не писать.

Я чувствовала, что зря теряю время. Как и большинство людей, я хотела найти надежного и любящего партнера, который понимал бы меня и принимал бы мои причуды. Я знала, что, если у меня появятся дети, моя работа, возможно, изменится, но хотела бы быть с человеком, который гордился бы тем, что я делаю, а не боялся или стыдился моей работы.

– Что случилось со всеми этими людьми, которые говорят: «За сильным мужчиной стоит сильная женщина»? – спрашивала я себя и своих подруг. – Где все эти мужчины?

Моя подруга Мавиш указала мне на одну вещь: «В работе ты отчаянная, – сказала она, – а с мужчинами стараешься быть слишком милой». Разумеется, у меня не было никакого желания сразу пугать мужчин подробностями моей работы. Дело в том, что у многих мужчин есть вполне устоявшиеся стереотипы о женщинах, делающих то, что делала я. Мужчинам, с которыми я встречалась, было трудно увидеть во мне кого-то, кроме искателя острых ощущений или некой женщины-фурии. Многие полностью погружались в то, что считали яркой стороной моей работы, и часто были удивлены, узнав, что я еще умею готовить и убираться, люблю красивую одежду, совместные прогулки с друзьями и хочу иметь детей. Для них, кажется, было совершенно невозможно удержать в голове оба эти образа одновременно. У джихадистов, которые утверждали, что хотят на мне жениться, этого тоже не получалось. Они видели во мне нечто чуть большее, чем редкая диковина.

Как обычно, спасением для меня стала работа. В 2009 году «Нью-Йорк таймс» послала меня в Пакистан на поиски организаций, которые подготовили и профинансировали участников терактов в Мумбаи в ноябре 2008 года. В результате этих событий в двух роскошных отелях, еврейском центре, больнице и на железнодорожной станции погибли более 160 человек. Единственный оставшийся в живых стрелок дал индийской полиции информацию о планировании и координации нападений, и наша газета хотела изучить эту информацию.

Я так много слышала о Пакистане от заключенных в тюрьмах и джихадистов, что жаждала попасть в эту страну. Но мне многое предстояло узнать об этом месте, которое разительно отличалось от всех арабских государств, где мне приходилось бывать. На этот раз я не владела ни одним из местных языков и не знала, чего мне ждать. Формально Пакистан был демократическим государством (не считая нескольких достаточно длительных периодов, когда к власти приходили военные), но в последние годы исламистские группы приобретали все больше влияния, основывая семинарии, где проповедовалась идеологическая точка зрения на мир. Часто эти семинарии, очень дешевые или бесплатные, были единственной возможностью для бедноты и работяг дать своим детям образование. Тем временем властные олигархические структуры страны и слабые демократические институты только играли на руку исламистскому движению.