Суад Мехеннет - Мне сказали прийти одной [litres]

Хан сказал, что ему пора уходить, чтобы успеть на следующую встречу. Боюсь, он так и остался при своем мнении о том, что единственный выход – это сражаться. Я спрашивала себя, сможем ли мы как-то разорвать этот заколдованный круг.

Спустя несколько недель, уже вернувшись в Германию, я пришла домой из спортивного зала, когда моя сестра Ханнан, с которой мы вместе снимали квартиру, смотрела новости. Не уверена, был ли это канал CNN или BBC, но отлично помню, что сестра сказала, когда я вошла: «Ты как раз вовремя. Они собираются взять интервью у парня, который хочет потребовать ответа у ЦРУ за атаки беспилотников на Вазиристан».

Я побежала в кухню, взяла бутылку воды и поспешила обратно, чтобы не пропустить интервью. Я сделала большой глоток, но тут как раз показали лицо человека, обвиняющего ЦРУ, и я выплюнула всю воду.

– Что с тобой? – воскликнула Ханнан. – Ты выглядишь так, как будто увидела привидение!

– Я знаю этого парня. Несколько дней назад я разговаривала с ним в Исламабаде.

Репортер сказал, что у пакистанца по имени Карим Хан есть список невинных жертв бомбардировок американских беспилотников и он планирует подать иск против правительства Соединенных Штатов и ЦРУ.

– Он тебе не говорил о своих планах? – спросила сестра.

– Нет. Думаю, тогда у него еще и планов-то таких не было.

Я позвонила коллеге из вашингтонского отделения «Нью-Йорк таймс» и рассказала ему о своем разговоре с Ханом в Исламабаде.

Он расхохотался.

– Очень мило, что ты пытаешься защитить американцев и нашу систему правосудия, – сказал он.

Он добавил, что у Хана есть право подать иск и что мы будем продолжать следить за этой историей.

Через две недели пакистанский адвокат Хана направил в суд жалобу, где было указано имя руководителя отделения ЦРУ в Пакистане. Это было просто сногсшибательное развитие событий, которое превращало обвинения Хана в международный инцидент. В таком месте, как Пакистан, где кампания против беспилотников подогревала ненависть к американцам, упомянуть имя руководителя отделения ЦРУ значило подвергнуть риску свою жизнь. Хана немедленно выслали из страны. Вскоре мы узнали, что американские чиновники обвиняют пакистанское управление военной разведки и межведомственную разведку Пакистана в том, что появился иск Хана.

Несколько недель спустя, когда я снова была в Пакистане, выполняя другое редакционное задание, я попросила о встрече с Ахмадом Суджей Пашой, главой межведомственной разведки. Пресс-секретарь управления Зафар Икбал всегда присутствовал на таких встречах и делал свои заметки. Журналисты прозвали Зафара «Мистер Конский Хвост», потому что он носил именно такую прическу, что выделяло его среди аккуратно подстриженных сотрудников службы безопасности Пакистана.

Войдя в контору межведомственной разведки, я поздоровалась с обоими мужчинами и заметила, что генерал Паша выглядит очень усталым.

– Генерал, как идут дела? – спросила я.

– Ну, если говорить о наших отношениях с Соединенными Штатами, то очень плохо. На самом деле я даже не могу припомнить, было ли когда-то так плохо, как сейчас.

– Да что вы говорите! А что произошло?

– Мы уже привыкли, что они обвиняют нас в содействии Талибану. Мы привыкли к тому, что нас обвиняют в поддержке бен Ладена. Но теперь они говорят, что мы велели этому фермеру из Вазиристина подать против них иск. А мы в самом деле никакого отношения к этому не имеем!

Я вдруг почувствовала себя очень неуютно.

– Все обстоит так плохо?

– Это одно из самых худших обострений наших взаимоотношений за все время, – сказал генерал.

Он потряс головой, откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул. Под его глазами были заметны темные круги.

– Я и понятия не имею, кто посоветовал этому парню подать против них иск, но это точно были не мы.

– Да, я верю вам, – вырвалось у меня.

Зафар поднял голову от своих заметок:

– Вы нам верите? А раньше вы никогда нам так легко не верили! А почему сейчас поверили?

Я решила держать рот закрытым и предложила перейти к другим темам.

После встречи Зафар пошел проводить меня до машины.

– Не знаю, почему, – заговорил он, – но у меня такое чувство, что вы об этом деле беспилотников знаете больше, чем говорите.

Я улыбнулась и попрощалась.

Когда машина въехала на парковку сверхсекретного разведывательного комплекса на окраине Каира, я послала моей сестре Ханнан последнюю эсэмэску: «Сделай так, чтобы родители ничего не узнали, выключи телевизор и звони по тем номерам, которые я тебе оставила. Люблю вас всех».

Номера, которые я дала сестре, принадлежали моим начальникам в Нью-Йорке, подруге, которая работала в Министерстве иностранных дел Германии, и нескольким коллегам-журналистам. Я знала, что у меня телефон скоро заберут, и очень нервничала, представляя, как будут переживать мои родные и друзья, когда не смогут до меня дозвониться.

В машине все было пропитано спешкой и страхом. Мы с моим коллегой Николасом Кулишем позвонили всем, о ком только могли подумать: в редакцию «Нью-Йорк таймс», в посольства США и Германии в Каире, в различные международные организации. До того, как мы исчезнем в том, что, как мы боялись, вполне может оказаться черной дырой, мы хотели, чтобы как можно больше людей узнали, что нас арестовали. Нашу машину вел военный, а сидящий на пассажирском сиденье водитель-египтянин звонил своим братьям и друзьям и просил заботиться о его жене и детях. Когда к телефону подошла его жена, она тут же начала завывать.

– Это все твоя вина! – вопила она. – Зачем только ты стал работать с этими людьми?!

Сердце у меня забилось быстрее, я слышала, как удары пульса отдаются у меня в ушах. Мне вспомнился Багдад, как стучало у меня сердце после бомбардировки неподалеку от моего отеля, когда меня сбросило с кровати на пол: буум, буум, буум. «Что они с нами сделают?! – думала я. – Как далеко решатся зайти?!»

В данный момент я разговаривала с Биллом Келлером. Вместе с другими он сидел около телефона с громкоговорителем в штаб-квартире газеты на Манхэттене. Чтобы дать ему представление о том, куда нас везут, мы решили, что, прикрываясь тем, что я перевожу для Ника, я буду описывать то, что вижу, пока смогу это делать.

На улице темнело. Я смотрела в окно и говорила о торговом центре, мимо которого мы проехали. Я спросила солдата, который вел машину, как называется этот район. На контрольном пункте, где мы остановились, дружелюбный египетский офицер сказал, что не может для нас ничего сделать, кроме как оставить нам телефоны. «Вам нужно позвонить всем, кому только сможете, – сказал он. – Вы отправляетесь в штаб-квартиру разведывательной службы «Мухабарат».