Сева Новгородцев - Интеграл похож на саксофон

Иосиф Владимирович пригласил специалиста жилищно-коммунального хозяйства, тот обследовал гараж и нашел, что через него проходит фановая (канализационная) труба. Последовало экспертное заключение, что в случае прорыва вышеозначенной трубы аптечным товарам будет нанесен непоправимый ущерб. Хранить медикаменты в помещении с фановой трубой запрещено (см. инструкции ЖКХ от 19.. года). Первую атаку отбили.

Об этой интересной переписке узнал соседний гастроном. Его дирекция поинтересовалась у специалиста: что же можно хранить в таком помещении с фановой трубой? Скажем, бутылки со спиртными напитками — можно? «Можно», — ответили им, после чего гастроном написал официальное заявление в райсовет о передаче ему гаража под склад спиртных напитков. Райсовет просьбу гастронома удовлетворил. Не тут-то было.

В горсовет в Смольнинском дворце поступило заявление от ветерана-фронтовика, озабоченного репутацией Ленинграда, колыбели революции. «Смольный, — писал он, — это неразрывная часть истории, место, откуда Ленин руководил первыми шагами молодой Советской республики. Поэтому мне больно видеть, что на пути к этой революционной святыне, на Суворовском проспекте, стоит гастроном с отделом винно-водочных товаров. Это место стало пристанищем пьяниц, распивающих прямо у ступеней магазина. Я прошу как патриот города принять срочные меры. И. В. Вайнштейн».

Решением городского совета винный отдел гастронома закрыли. Вторую атаку удалось отбить.

Потом был инвалид, владелец инвалидной машины, предоставивший в райсовет свою аттестацию по инвалидности «на предмет получения теплого гаража, находящегося в пользовании…» и т. д. И. В. ходил на заседание, горячо спорил, доказывал, даже грозился отрезать себе ногу и стать инвалидом, чтобы получить права наравне с претендующей стороной. Не помню, чем все кончилось, кажется, инвалид так и не дождался. Третья атака захлебнулась сама собой.

Имея за плечами лауреатство на двух фестивалях (Таллин, Ленинград), грампластинку на фирме «Мелодия» и положительные отзывы в нескольких ленинградских газетах, писавших (видимо, не без усилий И. В.) о полезной просветительской работе оркестра, Иосиф Владимирович весь 1967 год посвятил созданию респектабельности. Испытанная форма концертов-лекций была поднята на новую высоту, теперь их вела Софья Хентова, кандидат искусствоведения, доцент, «автор книг о знаменитых пианистах Гилельсе, Оборине, Клиберне и других» (списано с афиши).

I отделение.

Дебюсси — Прелюдия «Менестрели» (кукольный Кекуик), исп. В. Вишневский;

Мийо — Бал в Мартинике (для двух фортепиано), исп.

И. Михайлов, И. Тайманов;

Гершвин — Две прелюдии, исп. В. Вишневский;

Гершвин — Рапсодия в стиле блюз, исп. В. Вишневский и С. Хентова.

II отделение.

ДЖАЗ-ОРКЕСТР под руководством Иосифа Вайнштейна

Петров — Вступление; Джонс — Митинг;

Роджерс — Посещение;

Паркер — Пение птиц;

Эллингтон — Композиция;

Бэйси — Полуночный блюз;

Эддерли — В пути;

Флярковский — Стань таким.

Инструментальный квартет

В. ЛЕВЕНШТЕЙН, Ю. МОСЕИЧЕВ, В. ДОВГАНЬ, Е. ШАЦКИЙ

Судя по афише, происходило это 19 марта 1967 года в Ленинградском окружном ордена Красной Звезды Доме офицеров Советской армии им. С. М. Кирова. Прошу прощения за обилие подробностей, но за ними проступает время, жизнь, культура.

«Инструментальный квартет» (саксофон, фортепиано, ударные, контрабас) явно играл что-то джазовое, импровизационное, может быть даже собственного сочинения.

Пианист Юра Мосеичев был дурашливым и незлобивым человеком, он сразу получил прозвище Юмос. У Юмоса каждый день что-то болело, причем все время в разных местах. Я даже записывать начал: «утром встал, нога не сгибается», «ой, колет, режет», «что-то сегодня слабость».

Вечером, придя домой, увидел записку от мамы: «Разогрей суп в кастрюле на плите». На плите стояло две кастрюли, Юмос схватил первую попавшуюся и решил не тратить время на разогрев. Взял ложку, начал хлебать. Хлебал, хлебал, пока не выудил со дна тряпку, и понял, что он ест не суп, а мыльную воду, которую налили в кастрюлю, чтобы назавтра легче жир отошел. Его потошнило, на следующий день он пришел с зеленым лицом, но техника игры от этого хуже не стала.

Юмос был человеком душевным до нежности. Подарки ко дню рождения или к празднику подписывал в уменьшительно-ласкательном ключе: «Севику от Юрика». Мы вынашивали проект — подарить Юмосу большой утюг, а на гладильной стороне заказать красивую гравировку: «Юрику от Севика, Валерика, Вовика, Женика, Сашика, Колика…» — и так далее, чтобы все полезное пространство заполнено было буквами, как переходящий кубок.

На концерте, перед поднятием занавеса, на Юмоса однажды напал беспричинный смех. «Юра, — строго сказал ему бывший майор Вайнштейн, — что вы кривляетесь, как… Мурсель Мансо?»

Иногда Юра играл сольный номер, «Рапсодию в стиле блюз». Однажды, когда оркестр уже сидел, И. В. вышел дирижировать. Юмос сидел и жевал спичку. «Юра, — пророкотал И. В., — что вы сидите так далеко от рояля?» Юмос со страху выплюнул спичку и принялся изо всех сил тянуть тяжеленный рояль на себя.

Концерты-лекции сделали свое дело, постепенно создавалось впечатление, что место оркестра — не в танцевальном зале, а на большой сцене. На эту большую сцену мы пробивались весь 1968 год.

Помню лето, когда мы ежедневно по жаре тащились в Дом моряка на репетиции, играть давно уже выученное. Боевой дух падал, в тромбонах шли разговорчики. «Мальчики! — кричал Иосиф Владимирович. — Что вы разговариваете на репетиции! Коркину это не надо!»

Коркин, он же Георгий Михайлович, был руководителем Ленконцерта. Человек строгий, партийный, в Ленконцерте его уважали и боялись. Коркина «бросили» на эстраду с понижением, из Кировского театра, за политический провал. Он проворонил Нуриева.

16 июня 1961 года в парижском аэропорту Ля Бурже молодой балетный артист бросился к французскому полицейскому с криком «ПРОТЕЖЕ МУА, ПРОТЕЖЕ МУА!» и попросил политического убежища. Любопытно, что этим полицейским оказался русский белоэмигрант Григорий Алексинский, в годы Гражданской войны воевавший с красными. Узнав, кто обращается к нему, он решил ни слова не говорить по-русски. Понимал, что если о его национальности узнают журналисты, то назавтра все напишут о белогвардейском заговоре помочь Нуриеву бежать на Запад.

Заговор был, но не у французов. Хочу привести несколько строк из докладной записки председателя КГБ Шелепина в ЦК КПСС: «З июня сего года из Парижа поступили данные о том, что Нуриев Рудольф Хамитович нарушает правила поведения советских граждан за границей, один уходит в город и возвращается в отель поздно ночью. Кроме того, он установил близкие отношения с французскими артистами, среди которых имелись гомосексуалисты. Несмотря на проведенные с ним беседы профилактического характера, Нуриев не изменил своего поведения…»; «…в начале июня, когда поведение Нуриева стало невыносимым, заместитель директора балетной труппы Стрижевский (сотрудник 2-го управления КГБ) выступил с предложением о досрочной отправке его из Парижа домой».