Сева Новгородцев - Интеграл похож на саксофон

Новые шикарные колонки под орех вместе с новой вертушкой и усилителем я поставил у себя в светелке. Старые колонки, вполне еще приличные, решил повесить за стеной на кухне — пусть женская мафия слушает хорошую музыку.

За многие месяцы моего отсутствия девушки привыкли разговаривать откровенно, без жеманства. По знакомому сдавленному смеху я понимал, что личные дела Галочки порой тоже становятся предметом их открытых обсуждений. Умом я понимал, что мне этого лучше не знать, но сердце стучало, отдаваясь жаром в голове. Во мне проснулась ревность. Лихорадочный жар доходил до рук и ног, заставляя дрожать. Кожа на ладонях становилась влажной. У виска билась жилка, мозг мучительно соображал — как подслушать разговоры за кухонным столом? Мысль эта завладела мной полностью, в тот момент я был похож на узника, замышляющего побег. Ни о чем другом такой узник думать не может и потому проявляет чудеса выдержки и изобретательности, на которые он вряд ли был бы способен в обычной жизни. Мысль моя гудела как трансформатор. Из этого облака мозговой индукции в какой-то момент, как молния, блеснула идея.

Все очень просто! Когда в электромотор подают ток, то он создает в обмотке электромагнитное поле, заставляя магниты якоря двигаться. Мотор вращается. Если этот же мотор раскручивать какой-то внешней силой, то он сам будет вырабатывать ток. То же самое и с динамиком! Сигнал с усилителя колеблет диффузор, создавая звук. Но ведь справедливо и обратное — звук может колебать диффузор, выдавая сигнал! Рецепт, который родился в моем воспаленном мозгу оказался до предела простым — штекер от динамиков надо включать не в выход усилителя, а во вход. Точнее — в штеккерный разъем для микрофона. Динамики, висевшие на кухонной стене, очень чутко улавливали все произносимые звуки, даже тихий шепот, а добротный японский усилитель проигрывал их мне в наушники. Я сидел в тишине, затаившись, как классический агент из американского боевика, и ловил каждый шорох. На стол шлепались карты, губы пыхали сигаретками, изредка перебрасываясь какими-то словами…

Но Галочка не даром собиралась в следователи. Из моей комнаты не доносилась музыка, как обычно. Я тихо сидел за закрытой дверью, явно не спал. Подозрительно! На всякий случай все разговоры о себе на интимную тему она прекращала движением руки или коротким словом. Сквозь ее защиту секретности однажды прорвалось только одно слово — «Володя».

Во всем остальном жизнь моя протекала безмятежно, хотя бы потому, что в квартире не было телефона. Связаться можно было только лично — приехать и позвонить в дверь. Это автоматически отсекало всякую праздную публику, в дверь звонили люди исключительно с серьезными делами.

Однажды в дверь позвонил пианист из консерваторских, он играл на танцах в бывшем Царском Селе, в городе Пушкине, в Белом зале, где когда-то располагались императорские конюшни.

Здание дежурной конюшни построено архитектором придворной конюшенной конторы С. Л. Шустовым в период с 1822 по 1824 год по проекту архитектора В. П. Стасова. Постройку выделяет редкая в классической архитектуре подковообразная форма. Декоративное убранство здания характерно для небольших утилитарных построек. На высоту первого этажа стены обработаны рустами. Гладкие стены второго этажа прорезаны редко расставленными полуциркульными окнами. Третий этаж, не обозначенный В. П. Стасовым в проекте, построен в 1853 году и оборудован под квартиры для служащих. Прорезав стены небольшими квадратными окнами, взамен метопов между триглифами, архитектор не испортил общего впечатления от постройки. Кроме того, С. Л. Шустов увеличил здание по длине, изменив первоначальный замысел. Стены здания опоясаны широким дорическим фризом и заканчиваются карнизом того же ордера. Первоначально стены были окрашены в серый цвет, антаблемент и лепные детали — в белый. Наиболее любопытной чертой архитектуры конюшен являются порталы ворот трапециевидных очертаний: легкий наклон боковых граней вовнутрь создает иллюзию монументальности небольшой по величине постройки. Прием создания оптической иллюзии с помощью небольшого изменения геометрии был позаимствован в архитектуре античной Греции.

Сильно поврежденное в годы Великой Отечественной войны здание ныне полностью восстановлено. Долгое время здесь размещался танцевальный зал, сейчас — постоянная выставка конных экипажей XVIII–XIX в.

Джазмены знали об этой площадке, потому что игравшие там музыканты числились работниками «садов и парков гор. Пушкина» наравне с садовниками, экскурсоводами и сторожами. Видимо, штатное расписание сохранилось в дореволюционном виде. Это означало, что местные счастливчики-музыканты не входили в систему Ленконцерта, не подчинялись управлению культуры, а потому могли позволить себе свободный репертуар.

В Пушкине до отъезда в Израиль играл гениальный Роман Кунсман, альт-саксофонист и флейтист. После его эмиграции состав зашатался, но уходить оттуда просто так, как уходят из других мест, было бы кощунством. Пушкинскую площадку передавали бережно, только в хорошие руки. По этому поводу мне и позвонили в дверь.

Предложение было лестное, но к работе я был не готов и поначалу отказался. Собеседник пояснил мне, что губить такое место — большой грех, что он уходит, поскольку ему надо срочно заняться своими делами и что кроме меня он не видит подходящих свободных кандидатур.

За последние пять или шесть лет я изрядно натерпелся от худсоветов, поэтому возможность играть более или менее свободно показалась заманчивой. Не помню, как и кто свел меня с ленинградской командой «Мифы», вернее, с тем, что от нее осталось — это басист Геннадий Барихновский и гитарист-виртуоз Сергей Данилов. Некоторое время на репетициях появлялся Юрий Ильченко, но потом он уехал в Москву. За барабаны сел Михаил «Майкл» Кордюков. Этакое трио в стиле Джими Хендрикса, с саксофоном. На художественный эксперимент тянет, на танцевальный состав — нет.

Будущего клавишника, Юру Степанова, я встретил на Невском. Он только что демобилизовался, отслужив в армейском клубе дирижером-хоровиком. Я шапочно знал его до армии. Юра был веселым и беззаботным человеком по прозвищу Грузин Степанов, поскольку под его русской фамилией крылось благородное происхождение из знаменитой балетной семьи Брегвадзе.

В этом составе мы и вышли на подмостки Белого зала. Здание это строилось еще при Александре Первом, когда не функция определяла форму, как теперь, а наоборот — форма демонстрировала задуманную функцию. Ровный полукруг напоминал подкову, выходящую двумя концами на Садовую улицу. Подкова эта и ныне, спустя почти два века, не даст забыть первоначальное назначение постройки. В бывшей конюшне настелены были паркетные полы, и там, где раньше топтались лошади, теперь топталась танцующая молодежь. Происходило это только по субботам и воскресеньям.