Сева Новгородцев - Интеграл похож на саксофон

Нам объяснили, что теорию надо выучить самим и сдать ее на общих основаниях, без всякого блата. Я вспомнил, как зимой 1969-го года записался на шоферские курсы и ходил на них целую неделю. Всю ту неделю мы изучали нерегулируемые перекрестки. К началу занятий надо было выучить какое-нибудь правило наизусть, затем, выйдя к большому планшету на столе, развести на игрушечном перекрестке модели легковой машины, троллейбуса, конной повозки, грузовика и трамвая в соответствии с текстом в данном параграфе. Полный курс был рассчитан на полгода, готовили шоферов третьего класса. Я не хотел в шоферы третьего класса и занятия прекратил.

За эти пять лет в жизни будущего автолюбителя произошли сдвиги. Теперь теорию сдавали на машине, которая выкидывала по четыре вопроса, один из них был верным. Поновой системе не надо было тараторитьзаученное, вроде: «На перекрестке равнозначных дорог водитель безрельсового транспортного средства обязан уступить дорогу транспортным средствам, приближающимся справа. На таких перекрестках трамвай имеет преимущество перед безрельсовыми транспортными средствами независимо от направления его движения. При повороте налево или развороте водитель безрельсового транспортного средства обязан уступить дорогу транспортным средствам, движущимся по равнозначной дороге со встречного направления прямо или направо». Теперь надо было только нажать на правильную кнопку.

Непоседливому Оське теория давалась с трудом, живое воображение поминутно отвлекало его от дорожных знаков и длины тормозного пути. Я действовал личным примером, показывал, как курсанты штурмуют незнакомый предмет во время экзаменационной сессии.

Тем временем началось самое интересное — уроки вождения на настоящей машине. Мы ходили на занятия через день две недели подряд, после чего наш Альхен заявил, что мы заправские шоферы, и сообщил нам дату предстоящего экзамена в Государственной автоинспекции. Перед этим мы успешно сдали теорию, получили справку и явились с ней в ГАИ в назначенный день.

Майор автоинспекции отобрал четырех новичков, посадил их в машину, троих сзади, одного за руль, сам сел рядом, и мы тронулись. Минут через десять он велел остановиться, за руль сел следующий. Полчаса спустя мы возвратились в ГАИ, где мне выдали справку о сдаче экзамена на водительские права автолюбителя на легковом автомобиле. Оська тоже сдал успешно, с первого раза. Собственно, ничего другого мы и не ожидали. 150 рублей гарантировали нам минимальную подготовку, в нашем случае по шесть часов на брата, и благосклонность майора ГАИ, к которому перетекла неизвестная нам часть означенной суммы. Вскорепришли и водительские удостоверения справом вождения автомобилей класса «В» до 3500 килограммов и числом пассажиров не более 8.

При встрече Оська помахал новенькими правами и взял под козырек: «Товарищ лейтенант, рядовой Хорошанский к эмиграции готов!» Действительно, за прошедшие 12 лет в военкомате мне присвоили очередное воинское звание лейтенанта запаса по специальности «штурман подводной лодки». Оська очень над этим потешался. «Есть смысл никуда не ехать, подождать, — говорил он, — чины-то идут!»

Настроение у нас было чемоданное и о покупке машины никто не помышлял хотя бы потому, что стоила она непомерных денег. «Жигули» ВАЗ-2103 продавали за 7500 рублей, то есть за 50 моих зарплат руководителя ансамбля, да и за этим пришлось бы стоять в очереди минимум два года. У профессора Боровского, с которым мы столкнулись в квартире Альхена, видимо, были и деньги и связи, потому что к зиме он обзавелся новеньким «жигуленком».

Эту историю он мне рассказал уже в Лондоне несколько лет спустя. В Англии, когда выпадает снег, большинство граждан за руль не садятся — скользко, опасно. Российский водитель вынужден привыкать к сезонным изменениям, и к поездкам по заснеженным дорогам он относится стоически. Есть кое-какие правила и приемы, например тормозить надо, используя двигатель. Иначе машину поведет, а для этого надо уметь быстро переключать передачи вниз, с четвертой на третью, потом на вторую.

Доцент Боровский, сдавший на права по блату, как мы, впервые сел за руль своей машины после обильных снегопадов. Как человек театральный, к тому же постоянно импровизировавший перед студентками на своих блестящих лекциях, он не мог унизиться до благоразумной предосторожности. У гусара свой кодекс чести. Возможно, он даже в снегопад справился бы с норовистой машиной, если бы не ленинградская старушка, которая торопилась домой с продуктовой авоськой. Ей было не до светофоров. Молодой профессор руководствовался правилами движения, которые досконально выучил всего два месяца назад. Произошло столкновение структуры и хаоса, старушка выскочила невесть откуда и была сбита автотранспортным средством автолюбителя В. С. Боровского.

Состоялись следствие и суд. Боровскому грозило как минимум два года общего режима. Вступились народные и заслуженные артисты, пошли письма из консерватории, из театрального института на Моховой, звонили из Кировского театра. Советский суд остался непреклонным, однако при вынесении решения принял к сведению широкую общественно-просветительскую работу подсудимого и отсутствие у него предыдущих судимостей, поэтому счел возможным приговорить его к условному лишению свободы на один год.

О выезде по израильской визе Боровскому пришлось забыть, условный срок тут же перевели бы в настоящий. Ему надо было искать другие пути. Несмотря на блестящую и успешную карьеру и связи в театральном мире, Боровский чувствовал себя в родном Ленинграде все более неуютно. Началось с того, что однажды его вызвали в партийный комитет консерватории.

— Мы возлагаем на вас большие надежды, как на способного молодого специалиста, — сказал ему парторг. — Для того чтобы эти надежды оправдались, вам нужно принять важное решение.

— Какое? — ответил Боровский с невинным, как у недоросля, лицом.

— Вам необходимо вступить в Коммунистическую партию.

— Не могу! — ответил Боровский с незамутненным выражением.

Парторг слегка опешил. Приглашение вступить в партию представителям «интеллигентных» профессий делали не часто, это было знаком особого доверия, намеком на безграничные возможности в карьере. Парторг мысленно перебирал в голове возможные причины для отказа — тайный скандал, связанный с моральным разложением, который мог бы опорочить всю парторганизацию, скрытые факты биографии…

— Почему? — тихо спросил парторг у Боровского, ожидая признания в каких-то страшных грехах.

— Стыдно! — браво, по-гусарски отчеканил Боровский и, лихо развернушись на каблуках, вышел наружу.