Сева Новгородцев - Интеграл похож на саксофон

Партиец затаил злобу и при первой же возможности попытался взять реванш.

В 1978 году в журнале «Новый мир» была напечатана (во 2, 5 и 11-м номерах) трилогия Брежнева, книги-воспоминания «Малая Земля», «Возрождение» и «Целина». Книги вышли тиражом по 15 миллионов каждая, Брежнев в одночасье стал самым издаваемым писателем в СССР. Трилогию перевели на иностранные языки и разослали в 120 стран мира, включили в школьную программу по литературе.

Тогда Боровского и вызвали на парткомиссию.

— Вся страна изучает трилогию Генерального Секретаря КПСС, Леонида Ильича Брежнева, — сказали ему строго, — а вы даже не включили ее в свой учебный план!

— Видите ли, — учтиво ответил им Боровский, — я веду курс драматургии. Как только Леонид Ильич напишет пьесу, то я с удовольствием разберу ее со своими студентами!

Боровский «выступал», вел себя горделиво, вызывающе, давая понять серым чинушам разницу между небожителями искусства и земляными червями, каковыми он их считал.

Зимой, в снег и гололед, Боровский шел по Васильевскому острову. Чья-то сильная нога сделала ему подсечку сзади. Боровский рухнул на бок, и в это время четверо здоровенных молодцов начали избивать его сапогами. Били долго, сильно и умело. «Скорая помощь» доставила его в больницу, где Боровский провалялся целый месяц. От нервного шока у него развилось заикание, особенно проявлявшееся при волнении.

В Ленинграде на улице Толмачева (ныне Караванная) в доме номер 5 жил Эдик Мазур. Он был художником-оформителем, но главное — страстным любителем джаза. Я познакомился с ним еще в середине 1960-х, как только попал к Вайнштейну. Во мне еще не выветрились морские штурманские привычки, я просыпался рано, организм мой привык готовиться к вахте в 8 утра. Помню, я как-то зашел к Эдику около 12 дня, он только вставал с постели после вчерашних приключений.

Общение с живым джазистом повергало Эдика в полнейший восторг, он тут же доставал какую-нибудь пластинку из своей коллекции, ставил ее на вертушку и впадал в нирвану, иногда спрашивая — что там да как. Любимый его диск «Kind of Blue» звучал чаще всего.

Второй его неподдельной страстью были женщины. Эдик был человеком обаятельным, улыбчивым и смелым. Он запросто мог подойти к совершенно незнакомой молодой гражданке, которая ему приглянулась, и сказать ей с лучистым взглядом: «Не желаете ли попрелюбодействовать?» Эдик уверял, что отказывали далеко не все, меньше половины.

Для покупки пластинок и кое-какой фирменной одежды нужна была валюта. Эдик, как тогда говорили, крутился, водился с коллекционерами икон, редких книг, фарцовщиками, иностранцами. Летом 1975 года, когда в Израиль поехали не сотнями, а тысячами, рынок антиквариата, икон и подпольного обмена валюты заметно оживился. Это как у Некрасова: «как ни дорого бедному жить, умереть ему втрое дороже…»

Даже человек среднего достатка, собираясь покинуть страну, вкоторой прожил всю свою жизнь, после продажи всего нажитогоскарба, мебели, посуды, картин, аппаратуры, да мало ли чего, оказывался обладателем некоей суммы в рублях. Рубль был валютой неконвертируемой, вывозу не подлежал. Отъезжающим государство меняло по 90 долларов на человека. Что делать с остальными деньгами?

Богатые евреи готовы были платить за подпольные доллары хорошие цены. На Эдика вышел некий зажиточный господин из Москвы. Он хотел приобрести 200 долларов, не желал рисковать в столице и готов был приехать ночным поездом в Ленинград всего на несколько часов. В 9.35 утра Эдик вместе в приятелем по кличке Джеймс Бонд встречал покупателя на перроне Московского вокзала. Покупатель предложил пройти в тихое место, достал деньги. Эдик вынул припасенные доллары. Тут вдруг, откуда ни возьмись, на них налетели лица в гражданском, закрутили руки, отвели в участок, в присутствии понятых составили протокол.

Московский господин оказался подсадной уткой, сотрудником органов, участником блестяще спланированной и проведенной операции по пресечению нелегальной торговли валютой. Эдика осудили, дали ему 7 лет. Я его больше никогда не видел. После отсидки он вернулся домой разбитым, больным человеком и вскоре умер от рака желудка.

А через десять лет по всей стране расцвели пышным неоновым разноцветом пункты обмена валют, открытые для всех чуть ли не круглые сутки. Каждый раз, проходя мимо, я мысленно называю их про себя «Памятником Эдику Мазуру».

Младшую сестру Гали удалось по знакомству устроить администратором в гостинцу «Астория». А может быть, и знакомство было не нужно. Валя отвечала основным требованиям работодателя. Она была высокой, стройной, миловидной девушкой с ухоженной внешностью и ровным характером. Проблемы имманентной свободы ее не волновали. Вела себя аккуратно, насмену не опаздывала, в пьянстве или сомнительных связях замечена не была.

Резидент-кагэбэшник относился к ней с симпатией, разумеется, только в рамках службы. Однажды он пригласил Валю к себе в кабинет. «Твоя сестра, говорят, в Израиль собралась вместе с мужем?» На наших кухонных ночных совещаниях подобные встречи и вопросы были многократно оговорены. Валя точно знала, что ей говорить. Сестра без работы, из «Аэрофлота» пришлось уйти после неприятностей. Муж сестры имеет два высших образования, но работу тоже получить не может. Недавно его хотели взять на хорошее место в «Инфлот», а потом почему-то отказали. Вот они и уезжают, а что им еще делать?

Кагэбэшник задумчиво вертел в руках карандаш. Через несколько дней он отвел Валю в сторону и полунамеками дал понять, что проверил ее данные, что, в общем, все так и есть и что он не видит причин, по которым сестру и мужа стали бы задерживать. Так, через Валю мы косвенно узнали, что в отказники мы, скорее всего, не попадем.

Женская мафия тем временем, проводив английских меховщиков, готовилась к приезду шведского бизнесмена Карла, кавалера Вали. Карл был рослым сдержанным блондином с небольшим шрамом на лице. Род его занятий я так и не понял, деловым кредо Карла был принцип «control everything, own nothing» — «ничем не владей, контролируй все».

Летом 1975 года в белые ночи с группой друзей он пришел в Ленинград на большой парусной яхте, отшвартовался на Неве, мы ходили к нему в гости. Я рассказал Карлу, что мы, вероятно, скоро уедем, и спросил, не может ли он помочь. Он охотно согласился, сказал, что на яхте он может вывезти в Швецию небольшую ценную вещь, а потом переслать нам за нее деньги.

Не помню, что он для нас вывозил, помню только: примерно год спустя, когда мы уже жили в Италии, Карл выслал нам по почте заказным письмом аккредитивы «Америкэн Экспресс». Обычно при покупке дорожных чеков надо ставить на них свою подпись, чтобы потом при обналичивании поставить в присутствии кассира вторую подпись, идентичную первой, доказывая этим, что ты настоящий владелец. Карлу удалось купить в своем шведском банке аккредитивы без всяких подписей, против правил. Эти девственно чистые дорожные чеки я подписал по получении, а потом в римском банке подписал снова и снял свои доллары — чуть больше тысячи. Эти деньги нам очень тогда помогли.