Андре Моруа - Дон Жуан, или Жизнь Байрона

Последние годы жизни леди Байрон были невеселы. В 1852 году она лишилась своей единственной дочери, леди Ловлес, на следующий год — своего друга, пастора Робертсона. Она стала носить прозрачный вдовий чепец на седых, отливающих серебром волосах. Внуки любили расчесывать её длинные волосы, которые доставали до пола, когда она сидела. Аннабелла умерла в 1860 году. Она не хотела, чтобы её погребли ни в Хакнолле, где лежали Байрон и его дочь, ни с её предками в Киркби, а одну — на лондонском кладбище.

Когда Аде, дочери Байрона, исполнилось пятнадцать лет, её тетка Августа прислала ей красиво переплетенный молитвенник. На другой год леди Байрон в первый раз прочла ей поэму её отца «Гяур», которая ей понравилась, и стихи «Fare thee well», которые она нашла напыщенными и искусственными. Впрочем, её дарования были не поэтическими, а скорее метафизическими и математическими. Она перевела и прокомментировала «Замечания» Менабра об аналитическом аппарате мистера Баббеджа. Это была красивая женщина, несколько эксцентричная, с музыкальным голосом отца. Двадцати лет она вышла замуж за лорда Кинга, который стал впоследствии графом Ловлес.

Баббедж стал её несчастьем. Изучая его, она изобрела систему безошибочной игры на скачках. Безошибочность была у неё наследственной иллюзией. Она стала проигрывать, но не сдавалась, и проиграла наконец такую громадную сумму, что не осмелилась сказать об этом мужу. Её выручила мать; но больная, отчаявшаяся, Ада умерла в 1852 году тридцати шести лет и нескольких месяцев, как и отец. По её просьбе она была погребена около него, в церкви Хак-нолла.

Жизнь Медоры была еще более печальной. В 1826 году её старшая сестра, Джорджиана Ли, вышла замуж (как её мать, как все Байроны) за своего двоюродного брата, Генри Трева-ньона. Три года спустя он соблазнил свою юную свояченицу Медору, и она родила от него ребенка, который умер у кормилицы. Августа, которой Треваньон во всем покаялся, написала Медоре, что она понимает «слабость человеческой природы и силу соблазна», но этой истории надо положить конец.

Треваньон и Медора уехали во Францию и жили некоторое время в Нормандии под именем господина и госпожи Обэн. Затем Медора, раскаявшись, порвала с ним и решила уйти в бретонский монастырь, аббатство Релек. Пробыв там месяц, она обнаружила, что опять беременна. Снова вернулась к Треваньону, в замок Пенхот в Финистере, где и родила дочку Марию, которая была окрещена католическим пастором. Как и её отец, лорд Байрон, Медора была привлечена строгостью римской церкви.

Жизнь с Треваньоном стала невыносимой. Он привел в дом новую любовницу и требовал, чтобы Медора им прислуживала. Она умоляла о помощи свою мать, от которой получила капитал в три тысячи фунтов (эти деньги Байрон передал Августе в день рождения Медоры), но этот капитал был неприкосновенным; а так как она нуждалась в наличных деньгах, ей пришло в голову написать леди Байрон. «Я получила очень отзывчивое письмо, деньги и предложение помочь мне и моей дочери Мэри». Леди Байрон, которая в это время путешествовала по Франции, предложила Медоре приехать к ней в Тур с дочерью и взяла ту и другую на свое содержание.

Медора оказывала на леди Байрон странное и неотразимое действие. В третий раз несчастная Аннабелла попадала под власть байронического очарования. Очень скоро она открыла Медоре причину глубокого интереса, который та ей внушала. «Ее муж был моим отцом». Леди Байрон, которая ненавидела имя Медоры, называла свою племянницу Элизабет и просила молодую женщину называть её Пип, как когда-то называл её человек с таким же, как у нее, лицом. Медора была похожа на Байрона. Находясь в комнате, она разглядывала входящих, поворачивая и наклоняя голову с беспокойством, как делал её отец. Даже стиль писем напоминал байроновский. Они начинались словами: «Dearest Pip». «Мой дорогой Пип, — писала она, — я думаю, что уеду из Лондона в субботу, потому что не могу отправиться в путешествие в пятницу». Странная галлюцинация.

Но счастье было непереносимой средой для дочери Байрона. «Злополучие — это её лучший друг, — должна была признать Аннабелла, — и она не может выносить доброты». Очень скоро яростные сцены стали напоминать Эльнеби. Затем она сбежала в Париж. Там, не обладая способностью молчать, многим разболтала секрет своего рождения. «Вследствие беспорядочности и неосторожности её матери к ней в руки попала пачка писем, черновиков и копий с писем, откуда было ясно, что она — плод греха». Беррье, который стал её поверенным, написал леди Байрон, что содержание, выплачиваемое ей семьей (сто пятьдесят фунтов), было недостаточным. Байрон, большой любитель совпадений, заметил бы, что это была в точности рента, на которую его мать должна была жить в Абердине.

Содержание было увеличено при условии, что шкатулка с бумагами будет передана поверенному, сэру Джону Хьюзу, что и было сделано. Но Медора не умела вести себя спокойно: забрала свое содержание за несколько лет вперед и очутилась в нищете. Она жила тогда в Сен-Жермене. Поместила свою дочь Мэри в благотворительный приют и поступила на службу к командиру 8-го гусарского полка Граммону. Денщик командира Жан Луи Тайфер влюбился в нее. Но не мог жениться, потому что в то время это было запрещено для простого солдата на действительной военной службе. Но так как она ждала от него ребенка, послал её на свою род ину в Сен-Африк (в Авейроне), чтобы она там родила.

Там родился Жан Мэри Эли Тайфер, внук Байрона, признанный своим отцом и узаконенный в 1848 году женитьбой Тайфера на Медоре. Интересно и трогательно отметить, что жизнь Медоры описывает ту же кривую, что и жизнь Байрона: за периодом страсти и вызова идет период искупления. Ставши фермершей в Авейроне в деревне Лапейр, Медора Тайфер была верна своему мужу, хорошо воспитывала детей и показала себя великодушной и милосердной. Она перешла в католичество. От воспитания, которое получила, сохранила вкус к музыке. На ферме в Лапейре у неё было фортепьяно.

Это счастье длилось всего один год. В 1849 году Медора умерла, когда ей исполнилось тридцать шесть лет. «Вся деревня устроила ей трогательные похороны». Она оставила следующее завещание: «Я, Элизабета Медора Ли, отдаю и завещаю все мое земное имущество, ренту, которая была мне оставлена по завещанию покойного лорда Байрона, Жану Луи Тайферу и моим детям, Мэри и Эли… Заявляю, что прощаю мою мать и всех тех, кто меня жестоко преследовал, как надеюсь и я быть прощенной. Я прошу сэра Джона Хьюза вернуть Луи Тайферу шкатулку с моими бумагами, которая находится у него в руках».

Шкатулка никогда не была возвращена мужу Медоры. Тайфер поступил камердинером в Тулузе к господину Артуру де Варокье, и отец последнего пытался через французское посольство в Лондоне добиться возвращения шкатулки. Но адвокат посольства ответил, что в Англии существует обычай сжигать документы безнравственного характера, что с ними и случилось. Содержимое шкатулки было действительно сожжено 19 мая 1863 года в конторе сэра Джона Хьюза в присутствии советника французского посольства.