Славчо Трынский - Не так давно

— Уж если вы такие храбрые, идемте сейчас. До весны управимся и без вас, — отвечали шутливо ребята, отправляясь к Тричковым кошарам.

Нерешительность проявили только Райчо Тодоров и Борис Митов. Борис прикинулся больным и вообще не вышел из дома, а Райчо хоть и простился с близкими и пришел в назначенное место, но что-то его тянуло назад, и, пробормотав, что ему надо привезти кушетку из Софии, он, потупясь, поплелся обратно, провожаемый насмешками ребят.

— Стой, Райчо, уж не жениться ли ты надумал, что за кушеткой едешь?

— Да нет, он хочет ее в отряд притащить, иначе на чем спать будет!

— Отец его, поди, кушетки и не нюхал!

— Отец, может, и на охапке буковых листьев спал, а Райчо нашему кушетку подавай!

— А Борис болен, лежит в горячке, ест без памяти.

Так молодые партизаны расстались со своими малодушными товарищами и веселые, в хорошем настроении отправились туда, где их ждали суровые битвы. Ребята, еще не окончившие гимназию, они представляли себе партизанскую жизнь красивой, романтической. О трудностях они тогда еще не думали или смотрели на них сквозь розовые очки. Им все виделось красивым. Трудности закаляют слабых, в них мужают герои.

Колонна молодых партизан шла по Цигриловскому полю. Ее вел Райчо Таков, за ним на расстоянии пяти шагов друг от друга гордо шагали Левчо Благоев, Богдан Иванов, Васил Драгоманов, Делчо Захариев, Кала Михайлов, Милко Симов и Димитр Тричков.

Шли молча, неписанный партизанский закон требовал соблюдения тишины и порядка. Под ногами похрустывает снег, в небе мерцают звезды, поблескивает луна, февральский морозец пощипывает щеки. Мечта сменяет мечту. Пройдет немного времени, и каждый из них, возмужавший, сильный, вернется в село, поднимется на трибуну, и из толпы будут смотреть на него любящие глаза девушки, и слезы радости и гордости обольют ее нежные щеки.

В эту же ночь ребята узнали, как передвигаются партизаны на небольших расстояниях, соблюдали тишину, внимательно всматривались в кустарники, мимо которых проходили, шагали быстро, не разрывая колонны. Когда мы подошли к реке Эрма, я остановил колонну и объяснил, как перейти через мост. В патруль были назначены Богдан и Делчо.

— Сначала осмотрите местность перед мостом, затем перейдите мост и разведайте ту сторону. Если нет опасности, дайте сигнал, подражая голосу дрозда, если опасность есть — один останется наблюдать, а другой непременно должен вернуться обратно и уведомить товарищей.

Молодые партизаны точно выполнили указания. Проверили внимательно местность и дали сигнал, что путь свободен. Здесь мы расстались, они с Райчо Таковым пошли в село Кална, а я остался, выполнить некоторые задачи в Бохове, Реяновцах и Слишовцах.

Вечером 15 февраля командир жандармского батальона в Трыне дал своим подчиненным следующее предписание:

«Разыскать Любу Симову, а также других единомышленников или помощников четы Славчо Стаменова.

Относительно села Бохова указания будут даны на месте.

В операции участвуют:

полицейский взвод Талева,

1 разведчик,

15 солдат».

На другой день утром к Милору Иосифову в село Слишовцы пришел один ремсист и сообщил мне следующее: «В Бохову по шоссе отправились два грузовика с полицией и жандармерией».

Люба была соседкой тетушки Божаны. У нее не было ни отца, ни матери, она жила одна в доме деда, окруженном оврагами, которые в дождливую погоду заполнялись водой. Люба часто ночевала у тетушки Божаны и была свидетелем многих наших посещений, собраний. Иногда она бывала в нашем лагере в урочище Бож, в кошарах Гюро Симова и в других местах. Одним словом, если она проговорится в полиции, может быть большая неприятность.

Люба была худенькой и высокой. Совсем юной девушкой с большими красивыми глазами, она пленяла самых видных ребят во всей округе, а для Мирчо — моего двоюродного брата из села Слишовцы, парня с поэтической душой — она стала Эвелиной Холт.

Сейчас Люба меньше бросалась в глаза своей внешностью, по стала богаче духовно.

Было бы неправильно оставить Любу в сторону после того, как она была посвящена во многие наши тайны, поэтому мы включили ее в состав ремсовской группы. Здесь она должна была получить боевую закалку. В ее доме стали проводить молодежные собрания, мы поручали ей распространение наших листовок, партизанских песен, оставляли на хранение ценные материалы.

Вот почему сообщение о том, что полиция и жандармерия отправились в Бохову, было для нас очень неприятной вестью. Я сразу же вспомнил о собрании, которое было проведено в ее доме два дня тому назад, и о листовках, которые мы ей дали и которые она спрятала за зеркало, висящее на стене. Убрала ли она их в другое место или нет?.. это очень беспокоило меня. А если их найдет полиция, попадется и тетушка Божана, и бай Гюро, и вся партийная и ремсовская организации.

Я назвал Милору пароль (о котором уславливались на случай необходимости с Гюро Симовым) и просил его немедленно отправиться в Бохову.

Прошло уже несколько часов, как Милор вышел из дома, а до Боховы и обратно было не больше двух часов ходьбы. Его опоздание стало беспокоить меня еще больше, когда мне сообщили, что машины вернулись обратно и направились в Трын.

Наконец Милор пришел. Он был бледен и едва мог говорить.

— Ох, и напугался… — произнес он. — Ноги подкашиваются, едва дошел. Когда их встретил по дороге, мне точно топором ноги отрубили.

— Как, успел что-нибудь сделать?

— Какой там успел, они ее арестовали еще до моего прихода в село.

Арест Любы был для нас очень загадочным и опасным. Она может провалить многих членов молодежной организации села, а также и тетушку Божану — нашу незаменимую ятачку.

Тогда мы считали, что причиной ареста Любы был найденный в ее дворе листок с партизанской песней, в действительности же полиция отправилась в Бохову, имея от кого-то сигнал о деятельности Любы.

Попав в околийское управление в Трыне, Люба была немедленно подвергнута жестокому избиению. Были вызваны самые опытные местные агенты и агенты из областного полицейского управления. Люба едва держалась на ногах, но никого не выдала.

Из Трына Любу привезли в Софию. Там полицейские действовали более изощренными методами, считая, что не побоями, а мнимой доброжелательностью легче получить интересующие их сведения. После долгих уговоров полицай Праматаров сумел добиться согласия Любы сделаться его сотрудницей и даже условился, каким способом она будет передавать ему сведения о партизанах. Затем ее выпустили, приставив к ней для связи двух полицейских агентов, которые были переодеты в военную форму и зачислены в жандармское отделение Стойчева, расположенное в селе Забел, недалеко от Боховы. От этого фашисты ничего не выиграли. Люба не стала передавать им сведения, и они, боясь попасть в наши руки, поспешили снова арестовать ее и держали в тюрьме до 9 сентября.