Славчо Трынский - Не так давно

В то время сменился министр внутренних дел: Габровского заменили Дочо Христовым, затем последовала и смена околийского управителя и начальника полиции в Трыне. Вместо Драгулова был назначен бывший социал-демократ Средко Николов — учитель-пенсионер из Трынской околии, ничтожная личность, ничем не проявившая себя в политической жизни околии. Заметный «прогресс» реакции! Стоит фашиствующей буржуазии попасть впросак, она выставляет на передний план социал-демократов как своих доверенных людей. Место Кочо Байкушева было предоставлено его двоюродному брату Цветко Байкушеву, которого перевели сюда из Софии, а Байкушев Кочо был назначен околийским начальником полиции в город Дупницу. Такие перемены были по всей стране.

Замена Габровского Христовым не имела никакого значения для болгарского народа, потому что и тот, и другой были одинаково жестоки к нему и одинаково верны Гитлеру и банде его болгарских последователей. В начале Дочо Христов попытался хитрить. Прикидывался демократом, старался объяснить причины партизанского движения нетактичными действиями администрации на местах. С этой целью он разослал своих агитаторов по всей стране. В Трынскую околию прибыл Коста Иванов, крупный предприниматель из села Кострошовцы. Он передавал где только возможно якобы достоверные слова Дочо Христова, что, мол, Драгулов и Байкушев уволены за плохое отношение к населению, вследствие которого возник и разрастается партизанский отряд. Он предсказывал смену других лиц, руководителям Сопротивления обещал любую службу, хорошие условия жизни и забвение их прежней антигосударственной деятельности.

Узнав о прибытии правительственного «миссионера», мы сразу же кинулись по его следам, но пронюхав, что его ожидает, он поспешил убраться в Софию.

Назначение нового министра внутренних дел было ознаменовано созданием так называемой жандармерии — специальных войск для борьбы с партизанами. Правительство, считая, что полиция и армия не в состоянии справиться с сопротивлением народа, сформировало специальную жандармерию, в которую были старательно отобраны наиболее квалифицированные палачи народа. Туда было почти невозможно проникнуть коммунистам и их единомышленникам. Офицеры были подобраны из злостных врагов народа — немилосердно жестокие, без совести и чести. «Там, где ступит жандармская нога, трава не растет», — говорили в народе.

В Трын на место полковника Текелиева назначили подполковника Стойчева — старого торговца из Самокова, головореза, проявившего усердие в подавлении Сентябрьского восстания 1923 года. Батальон, который он теперь возглавлял, был пополнен солдатами и офицерами, надежными приверженцами фашистской власти. Кроме батальона, в город был переведен из Брезника 5-й армейский эскадрон, несколько артиллерийских и минометных батарей.

Прибыв в город, Стойчев сделал заявление, что истребит всех партизан и ятаков, а их дома превратит в пепел. Это не было шуткой. Он действительно показал себя непревзойденным извергом. Но несмотря на неслыханную и невиданную жестокость, которой сопровождалась любая операция, Стойчев не смог уничтожить партизан и ятаков. Дома их горели, а ряды партизан и ятаков непрерывно росли.

17 февраля мне предстояло отправиться из Слишовцев в село Калну. Заночевал я у бабушки Сеты. С утра почувствовал недомогание, но дела заставляли меня идти. Несмотря на то, что я ничего не сказал бабушке Сете, она сама заметила мое состояние и пыталась уговорить меня остаться. Я не послушался ее и отправился в путь. Она проводила меня до опушки леса, раскинувшейся за махалой, мы расцеловались, и она пожелала мне доброго пути. Так было всегда при встрече и расставании с ней. Она считала меня своим сыном, а я ее — матерью.

По дороге в Калну надо было перейти гребень Большой Рудины и затем спуститься на север. Склоны с обеих сторон были одинаково круты.

Из махалы бабушки Сеты на гребень Большой Рудины вел отрог, пересекаемый множеством небольших долин с почти отвесными обрывами, которые сейчас были засыпаны снегом. От пролегающей где-то здесь колеи не осталось и следа. Только холмы и острые гребни были заметны под сугробами, но по ним идти было невозможно. Я был простужен и чувствовал упадок сил, ноги были словно закованы в железо, я едва переступал. С большим усилием я прошел около двух километров. Идти так дальше, казалось, не было возможности, я чувствовал, что исчерпываю последние силы, но рассчитывать было не на что. Чтобы вернуться назад, тоже нужны были усилия, да я и не мог это сделать и потому, что уже рассвело, и потому, что меня ждали срочные дела у Владо Тричкова. Не оставалось ничего другого, кроме как идти вперед, пусть медленно.

Метель продолжала бушевать. Она мгновенно заметала мои следы и обжигала, как лезвием ножа. Передо мной вырос огромный сугроб, я попытался преодолеть его, но не мог. Ноги отказали, я остановился и перевел дух, чувствуя, как по спине стекают капли пота. Долго стоять было опасно, можно было еще больше простудиться, а метель все не унималась. Она кружилась, подталкивая то вперед, то назад. Пока я переводил дух, за мной выросла такая же огромная снежная стена, что и передо мной. Сугробы спереди и сзади росли, с неимоверной быстротой, вокруг веяла белая смерть. Я еще раз попытался пробиться через сугроб, но увяз в снегу по пояс. Путь становился все труднее и труднее, я буквально утопал в снегу, а за мной все росла и росла снежная стена. Мне стало страшно — через час-другой меня занесет. «Нет, человек живуч, как собака, легко не умирает», — как бы послышался мне знакомый голос деда, его слова подхватил ветер и понес высоко в горы: «Не умирает, не умирает…» Это вселило в меня бодрость, я решил не сдаваться.

Оказалось, что силы еще есть. Они возвращались ко мне медленно, но все-таки возвращались. Так шаг за шагом, увязая то по колени, то по пояс, я выбрался из заносов и пошел по открытому склону на гору. Когда я достиг пограничной полосы, мне стало легче. Я улыбнулся сам себе. После продолжительного отдыха начал спускаться. Теперь было куда легче. Я воспрянул духом и почти побежал. Передо мной открылся густой калненский лес, через который узкая тропинка вела в махалу Виниште. Здесь я должен был застать хотя бы бая Рашо. Как охранник нашего склада, он был обязан круглосуточно находиться в махале. От гребня горы до Виниште я спустился за каких-нибудь десять минут. В доме бая Савы был большой шум. Сюда только что прибыли из Софии Делчо, Георгий Григоров, Здравко Георгиев, Георгий Аврамов и Петр Асенов.

Несмотря на то, что Петр прошел небольшой путь — он присоединился к группе в селе Ездимирцы Трынской околии — ноги его были обморожены, он не мог сдвинуться с места. Мы вынуждены были оставить его временно в махале, а сами сразу же отправились в Црна-Траву, куда перебрались Владо Тричков и английская миссия. Здесь после успешно завершенного похода в Крайште находился и отряд. Товарищи Илия Зашев, Спасена, Цеца и Веса лежали больные. Были и потери, нечаянно застрелился командир батальона Димитр Таков, а Иосиф Талви — наш Ванчо — отстал от отряда неподалеку от села Стрезимировцы и был схвачен полицией.