Славчо Трынский - Не так давно

Вечером мы двинулись дальше, к селу Ярославцы. Надо было встретиться с Тодором Младеновым и, в случае благоприятной обстановки, разрушить и тамошнюю сыроварню.

После акции в Лялинцах можно было ждать, что полиция всполошится и усилит охрану сыроварен и общинных управлений. Это требовало от нас максимальной предусмотрительности.

К ярославцевской сыроварне мы добрались к восходу солнца. Возле нее расхаживали какие-то люди. Но густые вербы на берегах ярославцевской речушки не позволяли нам их разглядеть. Сделав вид, будто поправляем обувь, мы остановились неподалеку от сыроварни и внимательно оглядели обе дороги, которые соединялись возле нее. По одной пришли мы, а другая — вдоль реки — вела к селу Билинцы.

Мы услышали щелканье ружейных затворов и сквозь стволы ив разглядели, что группа крестьян двинулась по дороге к селу, а возле сыроварни остались только двое, про которых мы никак не могли понять, были ли это полицейские или штатские. Когда крестьяне исчезли из виду, из здания сыроварни вышел какой-то толстяк и почти бегом направился по дороге к Билинцам. Шел, шел и вдруг присел. Заметив, что мы за ним наблюдаем, вскочил и побежал обратно к сыроварне. Мы поняли, что показались ему подозрительными, и быстро зашагали по дороге к селу, которая проходила возле самой сыроварни. Нашей целью было опередить его, на тот случай, если он задумал против нас что-либо худое.

Среди ив блеснули пуговицы полицейского. Толстяк, стоявший рядом с ним, был, видно, сыроваром. Когда мы с ними поравнялись, полицейский спросил нас, кто мы такие. Мы ему ответили спокойно, что мы путники, но на всякий случай взялись за пистолеты, которые лежали у нас в карманах пиджаков. Мой дождевик, сумку с едой и парикмахерским инструментом нес Делчо.

— Идите-ка сюда! — приказал полицейский.

— Мы торопимся, у нас нет времени, — ответил я и дал знак Делчо перебегать к ближайшей каменной ограде.

Делчо побежал, следом за ним побежал и я. Полицейский зарядил ружье и выстрелил в воздух. Делчо швырнул сумку в ближний огород, чтоб она ему не мешала, и повернул влево. Тут было много фруктовых деревьев. Я последовал за ним, но чтобы сбить с толку полицейского, свернул еще левее, где деревья росли гуще и где мы окончательно скрылись из виду. Следя за Делчо, я услышал второй, третий, пятый выстрел. Делчо упал. Я подумал, что он ранен, и остановился, но он быстро вскочил и побежал снова. Похоже было, что он просто поскользнулся. Плаща моего у Делчо не было — он лежал на земле уже далеко позади под одним из сливовых деревьев.

Пробежав еще несколько шагов, Делчо отвернул предохранитель у гранаты и швырнул ее в направлении, откуда неслись выстрелы полицейского. Я ждал взрыва, но граната не сработала. Полицейский продолжал стрелять.

К северу от огородов стояло несколько домов. В одном из этих домов жил бай Исай — наш ятак, с которым меня связал Тодор Младенов и к которому я заходил уже не раз осенью и зимой. Услышав стрельбу, жители этого края села — мужчины, женщины, дети — повыскакивали из домов поглядеть, что происходит.

— Бегите в лес, ребята, в лес! — крикнул знакомый мне голос.

Это была Станка — дочка бая Исая. Ничего ей не отвечая, я продолжал бежать к лесу. Я старался обнаружить Делчо, но тщетно — он потерялся из виду, и я даже не знал, в каком направлении его искать. Оставшись один, я решил побыстрее уйти подальше отсюда и направился к Брезнику. Пересек несколько высохших речек, вышел на проселок. Он довел меня почти до села Гырло. Я обогнул село и вошел в хлеба. Тут просидел целый день, питаясь кислыми сливами, а вечером, когда брезничане возвращались с полей, побрел к городу вместе с ними. Зайти к баю Лазо безопаснее было засветло, чем ночью. Я взял под мышку пук сена, отломал палку, прижал ею сено и, держась все время реки, добрался до дома бая Лазо. И он сам, и жена его сперва удивились тому, что я пришел к ним в такое время. Они считали, что после его ареста никто из нас больше и искать встречи с ним не станет.

— Беги, братец! — крикнул бай Лазо, увидев меня. — Я под сильным наблюдением. Не то попадешься и ты. Беги скорее!

— Не бойся, бай Лазо, полиция не такая уж всемогущая и всезнающая, а партийные дела выполнять надо при всех обстоятельствах.

— Понимаю, но мы живем в такое время! Надо остерегаться, — сказал бай Лазо.

Когда я рассказал ему о наших делах в Трынской околии, бай Лазо довольно улыбнулся. Ему стало стыдно своей боязливости, он почувствовал себя виноватым.

— Пришло время ударить по этим гадам и в Брезникской околии. Уж слишком они здесь распоясались, — сказал он.

— Скоро ударим, бай Лазо, но вы тоже держите фронт покрепче.

— Есть держать… — твердо заявил он. — От вас ждем небольшой подмоги.

— Вы ее получите…

Этой же ночью я пришел в Расник. Попытался выяснить что-нибудь насчет Делчо, но никто ничего о нем не знал. На следующий вечер я провел здесь собрание, хотя с трудом собрался с мыслями — тревога о товарище не оставляла меня ни на минуту. После собрания я сидел на соломе в кошаре Бориса и думал о Делчо. Больше всего мучила меня неизвестность. Что могло с ним случиться? А вдруг он нарвался на засаду, или его окружили где-то возле села и убили? Догадки одна страшнее другой раздирали мой мозг. Утешало немного только одно: в селе ничего такого не говорили, а раз не говорили, значит, ничего худого пока не произошло.

Как раз тогда, когда я старался отогнать эти мысли, возле сарая послышались шаги. Скрипнула дверь и безо всякого сигнала в двери показалась крупная фигура — Делчо!

— Оо-х, Гошо! Ты жив? — вскрикнул я, на радостях забыв, что кто-нибудь может меня услышать, и кинулся обнимать его.

Он тоже обнял меня, мы расцеловались, счастливые, что снова вместе, и решили сразу же двигаться в Софию.

На следующий вечер я явился на место, где была назначена встреча с товарищем Якимом, но он почему-то не пришел. Не пришел он и на другую явку. Борис Нованский — член военного руководства зоны, — не явился на условленную встречу с Делчо. Моя квартира на улице Одрин и дом в Овча-Купели, в котором я скрывался, были под наблюдением полиции. Обстановка вдруг оказалась очень тяжелой. По всему было видно, что с нашими руководителями случилось что-то скверное.

Как-то вечером я зашел к Манчовым, чтобы переночевать. Эвда еще в дверях встретила меня тревожными словами:

— Уходи, за нами наблюдают!

И я ушел. Рисковать было нельзя. Но куда идти! Может, к Калистру Пешеву? — подумал я, и зашагал по бульвару Овча-Купель.

Пешев жил в доме номер восемь со своими родителями — дедом Георгием и бабушкой Эриной — и братом Александром. Мы хорошо знали друг друга — это были наши люди. До этого я никогда еще не ночевал у них, но считал, что мне они не откажут.