Славчо Трынский - Не так давно

В этом селе я знал Митко Кирова, но он в то время был в тюрьме. Правда, в соседней махале жила еще одна знакомая мне семья. Я несколько раз останавливался у них осенью и зимой 1942 года. Это была семья моего соученика по гимназии Милана Георгиева, который принял на себя секретарство после того как секретарь сельской партийной организации Стоян Георгиев сбежал в Софию, боясь, что его возьмут в отряд. Он был учителем в соседнем селе, и это благоприятствовало партийной работе.

Оба брата Милана — соученики Митко Кирова — Стоян и Захарий — были членами РМС. Но и они были напуганы арестами, и у них не хватало смелости стать партизанами, а брат их Милан поступил вскоре так же, как и его предшественник. Недавно Стояна арестовали, и единственным человеком, представлявшим сельскую организацию, на которого мы могли опереться, был Захарий.

Я связался с Захарием и на несколько дней оставил группу новоприбывших на его попечение, а сам со Шкутовым отправился к Дысчен-Кладенцу, где у нас с Делчо была назначена контрольная встреча. Оттуда мы вместе должны были отправиться на поиски отряда югославских партизан, чтобы забрать оставшихся там своих партизан. Теперь этим отрядом командовал Милич.

С Делчо мы встретились первого августа. В тот день большая группа американских «летающих крепостей» подвергла жестокой бомбардировке нефтяной центр Румынии Плоешти. Румыния была сателлитом Германия; на румынской нефти работала германская промышленность и военная техника, брошенная против Советского Союза. Признаюсь, мы радовались этой безжалостной бомбардировке.

Вечером мы втроем добрались до села Црвена-Ябука. С помощью доверенного человека, мы связались с Миличем. Милич с отрядом находился в это время в селе Радосин. Командир отряда правильно понимал политические события и общие цели борьбы. У него было прекрасное впечатление от болгарских партизан. Они проявили смелость, решительность во время боевых действий и тем завоевали заслуженный авторитет у югославских партизан и у самого Милича. Поэтому при расставании многие с одной и с другой стороны даже прослезились, а Милич сказал мне: «Друг Кольо, очень сожалею, что расстаюсь с вашими партизанами. Они отличные бойцы. И вообще болгары хорошо сражаются».

Я собрал обе группы. Оставалось только, чтобы к нам присоединились Денчо, Стефан и Цветков. Встреча с ними должна была произойти в один из последующих дней. У нас было достаточно времени, и поэтому все мы остались на дневку в окрестностях села Верхняя Мелна, на довольствии махалы Тричковцы. Мы разбили лагерь вблизи большого изгиба шоссе Трын — Волчья Поляна — Нижняя Мелна.

В этих высокогорных местах, где и в августе было прохладно, а по ночам просто холодно, часто ложился туман. Он лежал неподвижно на ровных местах, а к полудню, когда его разгоняло солнце, лениво полз вверх и после еще долго тянулся по высоким склонам.

В то время, когда пелена тумана плотно прижималась к земле, запрет разжигать костры не действовал. Мы торопливо собирали сухие сучья, и вспыхивало пламя предусмотрительно загораживаемое со всех сторон партизанами.

Развели мы костер и в тот раз. Вокруг разлилось приятное тепло, лица у всех раскраснелись, и незамедлительно котелок для мамалыги встал на два больших камня, вбитых по обе стороны костра.

Вода быстро закипела, бай Трайко — наш самый опытный повар — всыпал кукурузную муку. Когда она заварилась, он перемешал ее, положил масла, накрошил брынзы, и мамалыга была готова.

Прежде чем начать есть, надо было принести свежей воды. Идти по воду была очередь бая Трайко. Хотя ему было всего сорок лет, он выглядел много старше. Таким его сделала нелегкая жизнь бедняка. Низенький, худой, но закаленный в трудностях, бай Трайко быстро привык к длинным переходам. Он уже с первых дней давал всем пример волевого бойца. Заядлый курильщик, не выпускавший изо рта сигарету, он, когда мы ему объяснили, с каким риском связано порой снабжение сигаретами и само курение, сразу же бросил курить. Мы поразились. Помню, одно время отец мой бросил было курить, так у него даже глаза запухли и губы потрескались. Некоторые наши курильщики заявляли, что без хлеба обойтись они могут, а вот без табака — никак. А бай Трайко сразу же бросил курить. Уважали мы его и за то, что пришел он в отряд вместе со своей женой. Единственного своего ребенка они оставили на попечение родителей. Данка, жена его, была скромной и молчаливой — полной противоположностью болтливой Елене Аргировой, которая часто принималась рассказывать о своих знакомствах с ответственными товарищами, что было совершенно неправильно, и потому не без оснований вызывала возмущение и критические замечания остальных партизан.

— Кто тебя спрашивает, кого ты знаешь и кого не знаешь? — прерывали иногда ее разглагольствования бойцы. — Кто чего стоит и на что способен, мы как раз и узнаем теперь!

Данка, тоже не одобрявшая болтливости Елены, подружилась с Цецой, Бонкой и Виолетой, которые были куда сдержаннее и скромнее. Тут среди повседневных трудностей еще в первые дни совместной жизни безошибочно раскрывались характеры всех партизан.

Владо Николов, или бай Захарий, как мы его называли в отряде, был одинокий холостяк. Стеснительный и немного замкнутый, он всегда усаживался подальше от женщин, и поэтому негласно был объявлен женоненавистником. Задетые за живое его странностями, некоторые женщины часто его поддразнивали. Особенно резкие стычки происходили между ним и Еленой Аргировой. Они никогда не разговаривали в товарищеском тоне. Это был всегда не разговор, а словесная перестрелка, в которой каждый стремился как можно больнее ранить другого. И когда бай Захарий, чтобы уязвить, заявлял, что из-за нее он готов ненавидеть всех женщин, Лена, ничего ему не отвечая, начинала вызывающе хохотать. Но ее смех сердил его не меньше, чем резкости. И тогда, уже в раздражении, он заявлял:

— Вам, бабам, не к нам надо идти, а дома сидеть, детей рожать, растить их. А воевать дело мужское, а не женское!

Почему-то сейчас Лена подошла к баю Захарию и села рядом с ним. Он сказал ей, чтобы она пересела на другое место, но она не пожелала, и началась перепалка.

— Уходи отсюда! — крикнул уже сердито бай Захарий.

— А я не уйду! Хочу с тобой посидеть, — ответила иронически Елена.

— Это ты хочешь, а я не хочу. Ступай отсюда! — повторил он.

Лена не послушалась. Все оживились. Одни стали на сторону бая Захария, а другие — на сторону Лены.

Порой, когда товарищам становилось скучно, они сами старались вызвать пикировку между Леной и баем Захарием и развлекались этим.

Увлеченные — одни своим делом, другие — шутливой перебранкой Лены с баем Захарием — мы не обратили внимания на то, что бая Трайко все еще нет. Худощавый, подвижный, в легких постолах, он давно уже должен был бы вернуться.