Славчо Трынский - Не так давно

Неподалеку от Реяновцев Огнян и бай Захарий наткнулись на полицейский патруль. Партизаны залегли. Двое полицейских приблизились, и наши без предупреждения открыли огонь. Один из полицейских упал, а другой убежал. Огнян и бай Захарий, воспользовавшись этим, быстро пересекли поле и добрались до Калны.

В течение двух дней в Калне собрались почти все уцелевшие в боях партизаны. Кроме убитых и раненой Милки, схваченной полицией, не хватало еще бая Пантелея, Цецы и Божко-Боримечки. Позже выяснилось, что Цецу схватила полиция в районе села Стайчовцы. Божко вернулся домой и под нажимом брата сам отдал себя в руки полиции, а бая Пантелея мы так и считали пропавшим без вести. Отряд потерпел тяжкий урон: четверо убито, трое схвачены полицией и один пропал без вести.

Хотя враг хорошо организовал свои действия против партизан, подняв на ноги все наличные силы околии, хотя наши дерзкие августовские акции страшно его озлобили, может быть, этой страшной беды удалось бы избежать, если бы товарищи, возглавлявшие отряд, приняли в этот день более строгие меры по охране и до конца соблюдали партизанские правила. Этот случай был для нас наукой; теперь мы знали: что бы там ни было, — партизаны всегда должны строго соблюдать правила партизанской жизни и всегда должны быть готовы отразить любое неожиданное нападение.

Собрав всех оставшихся в живых бойцов, командование серьезно задумалось над тем, как восстановить авторитет отряда. Это стало нашей первой заботой. Мы решили показать населению, что отряд не разгромлен, что его руководители живы и что он продолжает наносить еще более смелые удары по разлагающемуся фашистскому режиму.

Таким ударом стала акция против полицейской роты в селе Главановцы, о которой мы договорились со Смаевичем и Антуновичем. В ней участвовали несколько десятков югославских и болгарских партизан, и она развеяла в пух и прах ложь фашистов о том, что отряд разгромлен. С того дня Драгулов и Байкушев перестали спать у себя дома, что только доказывало, с какой неимоверной быстротой нарастал страх у столпов режима.

Приход товарища Здравко Георгиева в Трынскую околию имел целью, во-первых, дать ему возможность ознакомиться на месте с условиями, в которых живет и действует Трынский отряд, и, во-вторых, познакомиться со всеми нами и оказать нам посильную помощь. Как начальника штаба зоны его больше интересовали военные вопросы, но это вовсе не мешало ему рассмотреть и нашу партийно-политическую работу. По его указанию, Денчо, который в то время был заместителем комиссара отряда, принял на себя обязанности начальника штаба и занялся боевой подготовкой личного состава и разведкой, а мы с Делчо продолжали выполнять прежние функции: Делчо — комиссара, а я командира отряда и ответственного за политическую работу в Трынской и Брезникской околиях. Ввиду давно прерванной связи с партийным руководством округа, мне пришлось вместе со Здравко Георгиевым отправиться в Софию, чтобы там с его помощью попытаться восстановить эту связь.

Вместе с нами из Црвена-Ябуки отправилась в Софию и одна югославская партизанка; она чем-то страдала, и нигде, кроме как в Софии, ей не могли бы оказать необходимой помощи. Была она довольно полной, но ходила хорошо. Похоже, у нее была неплохая тренировка. Конечно, она отставала от нас, и я время от времени говорил ей:

— Поторапливайся, Даница, дружок, получишь пирожок!

Она улыбалась, ускоряла шаг и отвечала:

— Эх, и за картошечку спасибо скажу, только не заставляй меня торопиться.

Я отвел Даницу к Станке Гюровой и ее сестрам, которые приняли все необходимые меры для ее лечения. Они же должны были помочь ее возвращению в отряд.

Впоследствии мы изредка встречались с Даницей, и каждый раз, когда нам выпадал случай увидеться, она подходила и горячо пожимала мне руку, выражая этим свою благодарность за то, что я избавил ее от большой неприятности, и говорила:

— Когда же я получу обещанный пирожок?

— После победы, — отвечал я ей, а она прыскала со смеху.

Перевод Л. Баша.

Еще в сентябре, когда Здравко был в отряде, он обещал связать меня с секретарем окружного комитета. Я не знал его имени, не знал, откуда он, как обычно, при встречах с руководящими товарищами. Позже выяснилось, что Асен — это псевдоним Георгия Чанкова. Под этим именем мы знали его и потом, когда он пришел в наш отряд.

Встреча должна была состояться где-то в Банишорском квартале, неподалеку от вокзала. Мы пришли с Здравко в назначенное время, но Асена не было. Прошло около десяти минут. Здравко начал беспокоиться. Он знал его точность и предполагал, что только серьезная причина могла помешать ему прийти вовремя. Не меньше тревожился и я, поскольку существовала реальная опасность вообще не встретиться с человеком из окружного комитета. Вот почему я боялся даже думать, что с ним случилось что-то недоброе, и был готов простить ему опоздание, пусть даже неоправданное, только бы он пришел.

В тот момент, когда мы обсуждали это опоздание, на противоположном углу улицы показался человек и направился уверенной походкой к нам. Он был в плаще, на голове кепка. По тому, как обрадовался Здравко, я понял, что это Асен. Мы пошли навстречу ему. Мгновение мы смотрели друг другу в лицо, потом Асен обнял и поцеловал меня.

— Это и есть наш Славчо? — спросил он. Он не ждал ответа на свой вопрос. Ему было все известно. Вероятнее всего, ему хотелось как-то заполнить минуту молчания. Я тоже поцеловал его.

С большим волнением я шел по левую руку от него. Он задал мне ряд вопросов, касающихся состояния отряда, его деятельности, связи с народом, с югославскими партизанами, интересовался трудностями, с которыми приходилось нам встречаться.

Из разговора с ним я понял, что окружной комитет внимательно следит за нашей работой, одобряет наши действия и требует, чтобы мы еще теснее связывали политическую работу с боевой деятельностью отрада, расширяли нашу базу в народе. Окружной комитет не имел возможности снабжать нас оружием. Об этом мы должны были заботиться сами, нападая на полицейские объекты, казармы и одиночных фашистов.

Наступление зимы серьезно тревожило окружной комитет.

На вопрос Асена, как я смотрю на то, что придется, может быть, подготовить землянки, я ответил, что мы обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что землянки не нужны, что о первой же нашей землянке полиция получила сведения прежде, чем мы успели поселиться в ней, что лучшим разрешением проблемы зимовки было бы «окопаться» среди народа. Если нам удастся это, мы лишим полицию возможности изолировать нас на зимнее время от населенных пунктов, прервать нашу связь с народом. В то же время, укрепляя связь с населением, мы не только обезопасим отряд от голода и холода, но сможем непрестанно вести организационную и массово-политическую работу в целом районе, что, несомненно, усилит наше влияние среди народа, подготовит наши будущие успехи в развертывании партизанской борьбы.