Славчо Трынский - Не так давно

— Что в этом ящичке, дядя Страти, гвозди что ли?

Кузнец, насупившись, молчал. Он медленно поводил глазами, поглядывая то на одну, то на другую стену, избегая встречаться с нами взглядом, и, сам не зная зачем, шарил то в одном, то в другом кармане.

— Дрожишь, — нарушил тягостное молчание Славчо Радомирский, — наверное, расстрела ожидаешь! Заслуживаешь, но…

— Для Васко берег, ей богу, для Васко все это. Знаю, что и он к вам придет.

Разумеется, его Васко и в мыслях не держал идти к партизанам. Он выслуживался перед начальством в самоковском селе Говедарцы, писал отцу восторженные письма о германской армии и ждал с нетерпением, когда его произведут в следующий чин.

Мы расстались со Славчо и Варей. Я остался в селе Видрар у Петра Станимирова, чтобы через него связаться с Георгием Василевым из села Докьовицы, которого знал как хорошего товарища. Был он каменщиком и участвовал в ряде нелегальных собраний в Софии. Вместе с тем он производил впечатление человека несмелого, что очень не вязалось с его могучей, крепко сколоченной фигурой.

Как в Видраре, так и в Докьовицах были старые коммунисты, но партийная работа в этих селах была некоторое время в застое. Теперь эти люди один за другим начали выражать готовность включиться в работу, а это означало, что они готовы принимать у себя партизан, помогать в случае необходимости в разведке, вести партийную агитацию, агитировать за Отечественный фронт, за победу.

Зайти в Докьовицы меня соблазняла не только перспектива восстановить партийную организацию, но и надежда встретиться здесь с одним из наиболее популярных «земледельцев» округа — Иваном Йоцовым.

Поэтому после партийного собрания я не ушел, а решил остаться у Георгия, чтобы на следующий день увидеться с «земледельцем». Встреча, однако, не состоялась. Решив, вероятно, что его хотят привлечь к работе или хотя бы побеседовать с ним, Иван Йоцов мигом исчез из села. Мы уже привыкли к таким номерам. Придешь куда-нибудь, ждешь целый день, а в конце концов — ничего.

Смеркалось, когда недалеко от дома Георгия Василева раздался ружейный выстрел. Это обстоятельство сильно встревожило моего хозяина. Он предположил, что кто-то узнал о моем присутствии, и стал убеждать меня уйти как можно быстрее. Во мне, напротив, этот выстрел не вызвал беспокойства, но уйти я согласился. Все-таки он лучше меня знал людей и обстановку в своем родном селе. Георгий повел меня вдоль реки. Мы долго шли берегом, пока село не осталось позади. Здесь он показал мне дорогу на Верхнюю Мелну, и мы разошлись. Я пошел тропинкой, которую он мне указал, не смея отклониться в сторону, чтобы не сбиться с пути. Идя в непроглядной темноте, я забрел в такой густой терновник в глубине оврага, что едва оттуда выбрался. Тогда я подумал, что, испугавшись, Георгий только и мечтал, как бы скорее от меня отвязаться, а о том, что со мной может произойти, даже не подумал.

А в сущности причины для бегства не было. Напился помощник старосты и решил повеселиться. Но как? Взял ружье и, выстрелив, сам же себя поранил. Известное дело, близкие подняли крик, вопль. От Георгия требовалось только побольше хладнокровия.

Добрался до Верхней Мелны. Здесь уже издавна существовала партийная группа. Я связался с секретарем группы, созвали собрание. Присутствовали шесть-семь человек и среди них братья Миле и Леко из махалы Палилула. На собрании я предложил коммунистам, а через них и беспартийным вступить в отряд, но никто не изъявил желания.

— Если Милан — учитель, сбежал из села в Софию, чтобы в партизаны не идти, — заявил один из присутствующих, — что же с нас взять? Он холостой, а у нас по дюжине ребятишек на шее.

— Человек поехал жениться, — вступился другой, — не может же он век холостым ходить. И это тоже не малая забота…

— Нашел время жениться! Люди за нас на смерть идут, а он жениться, — яростно отозвался первый.

— Э… кому когда счастье выпадет — один женится в мирное время, другой — в самую заваруху.

Милан, действительно, уехал в Софию. Одни говорили, что он сбежал, чтобы не идти в партизаны, другие, — что нашел богатую невесту и, опасаясь упустить приданое, немедленно выехал, вероятнее же всего было и то, и другое. Для нас не имела существенного значения причина, для нас было важно, что он уехал, не предупредив товарищей, и тем самым нарушил партийную дисциплину. Напрасно мы ожидали его возвращения. Милан остался в Софии и получил партийное взыскание.

До конца сентября мне удалось побывать в селах Бохова, Реяновцы, Слишовцы и Лешниковцы. Где легче, где труднее, но дело двигалось.

Неудачи гитлеровской армии на Восточном фронте и в Африке заставили германских людоедов усилить нажим на софийских регентов, требуя посылки болгарских войск против Советского Союза. Лакеи Филов, князь Кирил и Михов развернули широкую агитацию и пропаганду в пользу фашистской Германии. Они старались убедить болгарских рабочих и крестьян, что немецкие фашисты — их братья, а советский народ — злейший враг.

Нет ничего, к чему болгары были бы так чувствительны, как к дружбе с советским народом. Поэтому, когда фашисты начали брататься с гитлеровцами и нашлись «ученые», которые изобразили нас чуть ли не двоюродными братьями японцев и, присоединив нас таким образом к «чистой расе», стали агитировать пойти против родных братьев — советских рабочих и крестьян, вся страна поднялась против правительства. Болгарский народ никогда не предаст этой дружбы, сцементированной братской кровью в жестокой войне.

На борьбу с попыткой фашистов бросить болгарскую армию против Советской страны Болгарская рабочая партия подняла на ноги все патриотические силы. В октябре она обратилась к армии с воззванием, в котором говорилось о надвигающейся опасности. Воззвание было адресовано офицерам, унтер-офицерам и солдатам.

В этом воззвании говорилось, что Гитлер, чувствуя свой конец, хочет потопить в крови болгарский народ, чья армия ему нужна не только для того, чтобы сломить сопротивление других народов, борющихся за свободу и независимость, но и для борьбы с Красной Армией.

«Кому не ясно, — говорилось в документе, — что Гитлер проиграл войну? Кому не ясно, что победа на стороне Советского Союза и его союзников? Кому не ясно, что после окончания войны Гитлер и его союзники должны будут отвечать за совершенные преступления?

Мы бьем тревогу — Болгария в опасности!»

Воззвание завершалось лозунгами, призывающими изгнать немцев из нашей страны, сломать «ось», смыкающую немецких фашистов с фашистским правительством Болгарии, установить народно-демократическое правительство. «За тесную дружбу и сотрудничество с Советским Союзом и народами балканских стран, за свободную, независимую и счастливую Болгарию!» — гласили лозунги.