Майя Кучерская - Лесков: Прозёванный гений

Советские средства массовой информации на круглую дату никак не откликнулись – в отличие от русской эмигрантской прессы, отпраздновавшей юбилей автора «Левши» довольно широко 1059.

Шесть лет спустя все та же «Academia» выпустила второй сборник Лескова – «Избранные сочинения» 1060, и понятно, почему именно она: это издательство ставило перед собой не только идеологические, но и эстетические задачи – Лесков с его стилистическими переливами удачно вписывался в такую программу. Но это был совсем небольшой том.

Сценическая судьба произведений Лескова складывалась намного счастливее. В 1920—1930-е годы на театральных подмостках шло сразу несколько спектаклей по его текстам.

В 1929 году в Большом театре состоялась премьера оперы «Тупейный художник» на музыку Ивана Шишова. В конце оперы крестьяне поднимали бунт и поджигали усадьбу ненавистного графа Каменского. Возможно, композитор учитывал экранизацию того же рассказа оперным режиссером Александром Ивановским, чей фильм «Комедиантка» (1923) также завершался восстанием крестьян и поджогом барской усадьбы.

Но самой шумной постановкой эпохи нэпа стала «Блоха» Евгения Замятина, превратившего горький лесковский сказ в народную комедию с карикатурным царем, льстивыми генералами, англичанами-хвастунами, озорными туляками и первым из них, славным русским парнем Левшой – мастеровым с гармоникой в руках. В финале этой раешной «Блохи» Левша умирает от побоев городовых, но внезапно воскресает и идет «обожаться» с девкой Машкой – ни ее, ни воскрешения главного героя у Лескова, конечно, нет. Написать «Блоху» по мотивам сказа Замятину предложил режиссер и актер Алексей Дикий, уже поставивший в 1924 году в Первой студии МХАТа лесковского «Расточителя». Замятин откликнулся, и на следующий год Дикий поставил «Блоху», сыграв в ней Платова. Еще год спустя «Блоха» появилась и в Ленинграде, на сцене Большого драматического театра, в постановке Николая Монахова, который также не отказал себе в удовольствии исполнить роль казачьего атамана с «грабоватым носом».

Оформил оба спектакля уже иллюстрировавший Лескова знаменитый художник, книжный график и театральный декоратор Борис Кустодиев 1061, найдя два совсем не похожих художественных решения: красочные ленинградские декорации и костюмы источали веселье 1062, московские получились сдержанными, почти сумрачными (правда, и Замятин для ленинградской постановки немного изменил текст, усилив его ироничность) 1063.

Андрей Николаевич Лесков, видимо, сначала прочитал пьесу, потом посмотрел спектакль Большого драматического театра – и остался недоволен. В письме Эйхенбауму от 4 января 1927 года он сетовал, что под пером Замятина трагический сказ Лескова превратился в «шутку-прибаутку» 1064.

До других заметных постановок «Левши» Андрей Николаевич не дожил. Между тем почти все они создавались под явным влиянием балаганной замятинской «Блохи» – очевидно, именно такой перевод задиристого лесковского сказа на театральный язык был сочтен самым удачным.

В 1950 году композитор Борис Александров и либреттист Петр Аболимов создали балет «Левша». Александров, глава знаменитого ансамбля песни и пляски Советской армии, руководство которым принял от отца, автора мелодии гимна СССР, принадлежал к советскому культурному истеблишменту. По долгу службы Александров-сын находился в самом центре официальных торжеств и тонко чувствовал конъюнктуру. Вслед за Замятиным создатели балета подарили Левше возлюбленную, крепостную кружевницу Дуняшу, включили в спектакль массовые сцены с участием «русского народа», усилили коварство иностранцев и, разумеется, сохранили главному герою жизнь. У Замятина воскрес Левша, а у Александрова блоха, подкованная русскими мастерами, ничуть не утратила прыгучести и, пугая иноземцев, резво плясала на сцене. Ирония и в этой интерпретации совершенно исчезла – авторам было гораздо важнее продемонстрировать «талантливость, смекалку, патриотизм русских людей» 1065. Балет получился прямолинейным и не слишком сценичным, и ни один столичный и ленинградский музыкальный театр не торопился принимать его к постановке, на что Б. А. Александров горько сетовал в дневнике 1066.

Только после смерти Сталина, в 1954 году, балет «Левша» был поставлен в Свердловском театре оперы и балета 1067. Через 22 года спектакль добрался, наконец, до Ленинграда. Произошло это в эпоху «развитого социализма», когда ощущался острый дефицит новых образов и символики, укрепляющей основы Советского государства. Красочное, рассчитанное на массового зрителя театральное действо в патриотическом духе пришлось кстати.

В мае 1976 года в Ленинградском академическом театре оперы и балета им. С. М. Кирова состоялась долгожданная премьера. Спектакль поставил самый именитый балетмейстер театра Константин Сергеев, оформил авторитетный театральный художник Борис Мессерер, а партию Левши исполнил Николай Ковмир. Всё призвано было подчеркнуть размах и идеологическую значимость события. Центральные и городские газеты давно уже готовили к нему публику и после премьеры разразились похвалами. «Тема нового балета – талантливость, смекалка, патриотизм русского народа. Красной нитью через весь спектакль проходит острая сатира на царское самодержавие», – разъясняла читателям смысл происходившего на сцене «Правда». «…балет “Левша” активно традиционен – он громко и уверенно заявляет о любви к Родине, воспевает величие русского человека, его умные руки и благородное сердце» 1068, – писала «Советская культура».

Афиша спектакля Ленинградского государственного Большого драматического театра «Блоха» (пьеса Е. Замятина по мотивам лесковского «Левши»). Б. Кустодиев. 1926 г.

Другой громкой постановкой советской эпохи стала опера «Леди Макбет Мценского уезда» Дмитрия Шостаковича. Говорили, что к тексту Лескова он обратился под влиянием кустодиевских иллюстраций к «Леди Макбет…». В середине 1930-х годов опера Шостаковича была поставлена трижды: в Московском музыкальном театре Немировича-Данченко, в Малом ленинградском оперном театре (1934) и в краткой редакции – в Большом театре (1935–1936). Д. Д. Шостакович и А. Г. Прейс, соавтор либретто, интерпретировали историю гибельной страсти в духе «Грозы» Островского и знаменитой статьи Добролюбова о луче света в темном царстве. В опере Катерина Измайлова превращалась, как пояснял сам композитор, в «лицо положительное», «женщину умную, талантливую и интересную», которая оказалась поставлена в «тяжелые и кошмарные условия» и просто вынуждена была совершать преступления, направленные, впрочем, против «жадной, мелочной купеческой среды». Убийство мальчика Феди Лямина, никак не вмещающееся в эту концепцию, из либретто исчезло. В сюжете появились и другие, более мелкие изменения – например, свекор Борис Тимофеевич оказался похотлив и заигрывал с невесткой 1069.