Виктор Корж - Запас прочности

Старший инженер-лейтенант Пирожный с «Иртыша» осторожно спросил:

— А можно в крайнем случае соляр пустить на отопление?

— Ни в коем случае! Соляр беречь для походов! За каждый килограмм дизельного топлива вы отвечаете головой. Ясно?

— Ясно, — отозвались механики. — Но что же делать?

— Искать уголь. Все кругом обшарить, пока снег неглубокий. Считайте это боевой операцией. Условно назовем ее «ЖН». Что означают эти буквы, открою потом.

В операции «ЖН» участвовали все офицеры, старшины и матросы пятых боевых частей. Поиски увенчались успехом. Савостьянов напал на целые залежи угля. Они оказались далеко за городом, под Невской Дубровкой, почти на линии фронта. Подступы к угольным кучам были на виду у противника, днем сюда пробраться и ползком не сможешь. Матросы все делали ночью. В темноте подгоняли машину, быстро загружали и отводили ее. Нередко, заслышав шум, противник открывал огонь из минометов. Моряки прерывали работу лишь в тех случаях, когда мины начинали рваться совсем близко.

Как-то я не выдержал и спросил Андрюка:

— Борис Дмитриевич, что же такое «ЖН»?

— А не пробовали сами догадаться?

— Пробовали. Сообща голову ломали. Матросы несколько вариантов предложили: «Жизнь научит», «Жить надо»…

Борис Дмитриевич хитро прищурился.

— Что ж, почти угадали матросы. Задумана операция была под девизом «Жизненная необходимость», а практически получилось — «Железные нервы». А в общем, углем плавбазы теперь обеспечены на всю зиму. И добыли мы его сравнительно дешевой ценой: двух матросов лишь слегка задело осколками.

«Жизненная необходимость»! И как это мы сразу не догадались? Наверное, потому что этими двумя словами можно было охарактеризовать всю нашу работу в ту зиму.

В декабре фашисты особенно интенсивно обстреливали город. Мне запомнился хмурый морозный день. Снаряды ложились очень точно. Первый пробил лед в десятке метров от плавбазы «Смольный». Второй разорвался на гранитных плитах набережной, срубая осколками ветки обнаженных деревьев и усыпая оспинами стены Адмиралтейства. Третий взметнул фонтан льда и воды между плавбазой и подводной лодкой «С-7». Четвертый разбил большую деревянную баржу, стоявшую позади плавбазы. По мнению артиллеристов, пятый снаряд должен был угодить прямо в корабль, но противник неожиданно перенес огонь на середину Невы, где еще долго крошил взрывами лед, помогая нескольким голодным смельчакам добывать глушеную рыбу. Подводные лодки остались невредимыми. Просто удивительно: за всю зиму ни одна не получила значительных повреждений. Правда, от гидравлического удара треснула наружная топливная цистерна на «С-7». Экипажу лодки это, конечно, прибавило хлопот. А кочегары плавбазы обрадовались: хитроумной ловушкой они вылавливали из воды вылившееся топливо и сжигали его в топке парового котла.

Перед нами поставлена задача своими силами отремонтировать подводные лодки и подготовить их к навигации. Флагманский инженер-механик бригады Н. Ф. Буйволов собрал всех командиров БЧ-5 на плавбазе «Полярная звезда». Мы с удовольствием расселись в салоне, облицованном полированным красным деревом. «Полярная звезда» когда-то была царской яхтой. А в 1917 году на ней разместился революционный Центробалт. Позже это судно стало плавучей базой подводных лодок. Но шикарный царский салон остался, и мы с удовольствием нежимся здесь в тепле и уюте, которые в осажденном городе кажутся сказкой.

— Условия для работы одинаково тяжелые на всех кораблях, — сказал Буйволов, — и все же наши лодки должны встретить весну в полной боевой готовности.

Он подробно разобрал ход ремонта на каждом корабле. Некоторым инженер-механикам изрядно досталось за плохую организацию работ. Трудности не принимались в оправдание — они были равные у всех.

А трудностей с каждым днем все больше. На заводах не хватает топлива, электроэнергии и сырья. Хотя оставшиеся в городе предприятия перешли на круглосуточную двухсменную работу (каждая смена по 12 часов!) и рабочие неделями не уходят домой, отдыхая прямо в цехе, все дается неимоверно дорогой ценой. Люди еле держатся на ногах. Рабочие получают по карточкам по 125 граммов хлеба в день. Мы, военные, чуть больше — по 200 граммов. Причем хлеб такой, что находчивые мотористы советуют жевать с зазором в один миллиметр между зубами — тогда не слышен хруст песка. Да вот беда — жевать-то нечего!

Напряженная работа в насквозь промерзших отсеках подводных лодок могла бы измотать матросов и старшин даже при нормальном питании, а теперь они тают на глазах. Но никто не ропщет. Люди стараются изо всех сил. Кто выдыхается вконец — падает возле механизма, лежит пять — десять минут, а потом снова поднимается — и за работу. Старшина мотористов послал матроса снять клапан за дизелем. С большим трудом тот забрался в узкое пространство, отвернул нужную деталь, а выбраться назад уже не смог. На помощь ему полез второй матрос, но вытащить товарища не хватило сил. Пришлось объявить аврал в дизельном отсеке. Общими усилиями мы извлекли обоих бедняг на свет божий.

Я похудел на 17 килограммов и вешу теперь 53 кило. Но чувствую себя еще сносно. Как это ни странно, первыми у нас сдали богатыри — вроде инструктора легководолазов Д. Пономаренко, двухметрового гиганта, от рукопожатия которого каждый приседал до земли. Недостаток питания для его огромного тела особенно ощутим. Пономаренко слег.

Врачи все чаще стали выносить диагноз: дистрофия. Это страшная болезнь. Самое ужасное, что иммунитет к ней не вырабатывается и прививок против нее не придумать.

«Дистрофия алиментарная — нарушение общего питания организма главным образом вследствие длительного недоедания», — вычитал я в справочнике. Определение короткое и исчерпывающее, но от того, что я узнал его, мне легче не стало.

Хорошо, что нам хоть удается избежать неразлучной спутницы дистрофии — цинги. Врачи каждый день потчуют нас хвойным настоем. Принуждать никого не приходится. Матросы, налив кисло-горькую жидкость, не упускают случая чокнуться кружками и пожелать друг другу здоровья.

В отсеках подводной лодки зверский мороз. Только в центральном посту теплится камелек — крохотная жестяная печурка. Сюда забегают матросы погреть руки. От камелька и коптилок оседает на приборах сажа — неслыханное дело на боевом корабле, где каждая медяшка раньше горела пламенем.

Я все-таки свалился. Недели две пробыл в госпитале, потом лежал в каюте плавбазы. Лежу, злюсь на себя. Так не вовремя!

Вдруг дверь раскрывается, и матросы втаскивают в каюту масляный насос. Командир отделения мотористов старшина 2-й статьи Дмитрий Канаев объясняет: надо решить, что делать с «этой дурой». Матросы прямо в каюте разбирают механизм. Канаев одну за другой показывает мне детали. Мы щупаем, измеряем их и определяем, ставить ли на место или заменять новыми.