Виктор Корж - Запас прочности

Когда все вошло в нормальную колею, из отсеков на мостик потянулись вереницы матросов с ведрами и банками из-под сухарей, доверху наполненными битым стеклом, тряпками, щепками и другим мусором.

А на верхней палубе идет очень ответственная и опасная работа. Нужно устранить течь съемного листа второго отсека. Трюмные А. Н. Копылов и П. А. Карпов лезут в надстройку, чтобы покрепче затянуть гайки. Работают они в ледяной воде и в полной темноте, зная, что, если появится противник, лодка погрузится, не дожидаясь, когда они выберутся из надстройки. Трудились они там целых два часа, пока не выполнили задачу.

Я уступил настояниям нашего доктора и разрешил матросам развесить мокрую одежду на выхлопных коллекторах дизелей. Вскоре дизельный отсек заполнился облаками пара.

— Не зевай, переворачивай! — подгоняет моряков старшина 1-й статьи Догонов. И все же кое-что успевает подгореть. Пока одежда сушится, наши матросы похожи на ирокезов, приступающих к ритуальной пляске. Тела их расписаны коричневыми, желтыми и зелеными пятнами. Это постарались лекпом Кузнецов и его боевые санитары. Они не жалеют йода и зеленки, обрабатывая порезы и ссадины, которых у каждого из нас сейчас не счесть.

В 6.00 прозвучал сигнал срочного погружения: сигнальщики разглядели в предрассветной мгле силуэт вражеского корабля.

Открываем кингстоны. Все нормально, но один кингстон опять не открылся. Нос лодки погрузился, а корма торчит на поверхности. Сейчас наш корабль похож на надутую лягушку: головой нырнула, а зад снаружи трепыхается. Лишь когда дифферент на нос дорос до шести градусов, лодка пошла на глубину.

14 ноября днем мы наконец дотянули до точки рандеву. Здесь нас ожидало новое разочарование: на наши сигналы ответа не последовало. Нас никто не встречал…

Море молчало. Напрасно мы ждали сигнала встречающих кораблей.

Слышу, командир спрашивает комиссара:

— Что же нам делать, Федор Алексеевич?

— Давай всплывем, командир. Посмотрим.

— По местам стоять к всплытию!

По неровному вздрагиванию стрелки глубиномера видно, что на поверхности моря свежо. Я попросил командира:

— Василий Андрианович, давайте сперва подвсплывем под перископ, узнаем направление волны. А то еще положим корабль на бок. Да и вас за борт смоет.

Подвсплыли. Как ни старался боцман удержать лодку под перископом, не смог. Нас выбросило на поверхность и положило на левый борт градусов на сорок. Не отдраивая верхний рубочный люк, развернулись против ветра. Крен отошел. Продули среднюю полностью. По привычке я сразу же заполнил цистерну быстрого погружения. По силе ударов о корпус можно судить, что волнение моря больше восьми баллов.

Командир открыл верхний рубочный люк и быстро вышел на мостик. В центральный пост ливнем летят брызги. Небо свинцово-серое со страшно низкой облачностью. Завязав под подбородком тесемки ушанки, карабкаюсь по трапу. Лавенсари совсем рядом — милях в пяти. Но до самого острова моря нет — сплошная пена. Такого на Балтике я еще никогда не наблюдал. Ветер срывает гребни волн, превращает их в пыль и несет над кипящим морем. Поручни ограждения рубки натужно воют. Вдруг под форштевнем лодки образуется огромная впадина, мы летим в эту пучину, по рубку зарываясь в пену. Нет, такое удовольствие мне не по душе. Чуть не на четвереньках добираюсь до люка и спускаюсь в центральный пост. Едва вышел из шахты рубочного люка, как в него хлынул водопад. За считанные секунды мы приняли две-три тонны воды. Этот поток чуть не сбил с ног Лошкарева, а мичман Казаков впопыхах ухватился за кран пневматического привода аварийного захлопывания верхнего рубочного люка, и тот чуть не закрылся.

С мостика спустился командир. Весь мокрый. Отдувается, мотает головой. Чуть отдышавшись, сказал:

— Погружайтесь. На грунт ляжем прямо тут. Ну и кутерьма наверху! Куда там надводным легким кораблям из гавани выходить! Утопит в два счета!

Принимаем балласт.

Шесть тонн отрицательной плавучести за счет заполнения цистерны быстрого погружения плюс три тонны воды в трюме центрального поста ничего не дают. Волны держат лодку на поверхности, не пускают ее на глубину. Только дав рывок обоими электромоторами, загоняем нос под воду. Ну а дальше — как всегда: никак не задержать. Не успел я оглянуться, как глубина была уже восемь метров. Пока продували цистерну быстрого погружения да запускали помпу на осушение трюма, лодка плавно легла на грунт. В центральном посту и в первом отсеке пошел дождь: вода фильтруется через ослабевшие заклепки.

Отсеки мы, разумеется, провентилировать не успели. Включили систему регенерации воздуха.

Вызываю мичмана Лаврикова, говорю ему:

— Сегодня зарядить батарею не удастся, поэтому надо экономить электроэнергию. Придется выключить все грелки.

Стало еще холоднее. Но матросы так устали, что, наверное, заснули бы и по горло в воде. Корабль погрузился в сон, только вахтенные бродят, стараясь хоть немного отогреться в движении.

На следующий день в 11.55 вскакиваем с коек, разбуженные возбужденным возгласом старшины Метревели:

— По пеленгу двести сорок шумы винтов!

— По местам стоять к всплытию! — раздается долгожданный сигнал из центрального поста.

«Кнехт, кнехт, кнехт…» — пищит морзянка за бортом. Всплываем. В просвете открывшегося верхнего рубочного люка сереет осеннее балтийское небо. Нас встречают два морских охотника. В их сопровождении направляемся в бухту острова.

Швартуемся у пирса. Нас уже ждут, поеживаясь от пронизывающего ветра, капитан 2 ранга С. Д. Солоухин — командир базы, военком батальонный комиссар С. С. Жамкочьян (впоследствии он стал начальником политотдела бригады подводных лодок) и другие офицеры.

После приветствий и поздравлений нам сказали, что в Кронштадт сегодня мы не пойдем. Будем ждать возвращения «последнего из могикан» — подводного минзага «Л-3» под командованием Петра Денисовича Грищенко. Ночью разрешили нам стоять у пирса, а днем будем ложиться на грунт. Вражеская авиация не оставляет остров в покое.

Матросы облазали надстройку. Притащили на пирс свинцовый сплюснутый колпак, половину верхней горловины мины с болтами и еще два ведра осколков. Офицеры с любопытством рассматривают эти вещественные доказательства наших испытании.

Заботливые хозяева острова снабдили нас газетами и журналами. С жадностью накидываемся на них: ведь два месяца мы не держали их в руках. Приученные ночью бодрствовать, мы просидели за чтением газет и журналов до шести утра.

На рассвете вышли за входные буи гавани и легли на грунт на глубине 35 метров. Пообедав, расположились отдыхать.