Ярослав Голованов - Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970

Что не может сделать робот: выбрать из двух равных дел одно.

А нужно ли вообще что-то делать, «сжав зубы»?

Иссык-Куль. Здесь не бывает гриппа. Нет яблочных червей.

Трёхмесячные курсы по подготовке Героев Советского Союза.

Возьми себя в руки. Но не забудь потом помыть их.

В США на пресс-конференции у Олега Газенко [234] Гозенко Олег Георгиевич — академик, многолетний директор Института медико-биологических проблем, так называемого «Института космической медицины». спросили:

— Почему в Советском Союзе запускают в космос собак? Мы в США запускаем обезьян. Ведь обезьяна физиологически ближе к человеку…

— Правильно, — ответил Газенко. — Обезьяна в самом деле — ближайший родственник человека. А собака — только друг. Я думаю, что тут всё зависит от личных привязанностей: одни больше любят родственников, другие — друзей…

На той же пресс-конференции ведущий психолог космоса профессор Дмитрий Фёдорович Горбов, известный в космобиологических кругах как любитель выпить, на вопрос, какое у него хобби, ответил не задумываясь: «Выпивка!»

— О, это хобби многих из нас, — засмеялись американцы.

— Не путайте меня, — возразил Горбов. — Вы это делаете дома после работы, а я и на работе тоже!

Пионеры Волчанской школы Лысогорского района Тамбовской области собрали металлолом на строительство авианосца.

Всемирная неделя помощи слаборазвитым. Вообще слаборазвитым.

Из зоологических изысканий. Поскольку в России не водятся крупные птицы: страусы, марабу, кондоры, грифы и другие, полагаю, что русское слово «птица» происходит от французского «petit» — «маленький».

В 10 утра 26 марта звонит мне Кора Терентьевна Ландау:

— Слушайте, Слава, что вы сейчас должны сделать, слушайте внимательно. В воскресенье (23.3) Льву Давидовичу стало плохо, очень плохо. Я звонила, вызывала врачей, а они не едут, потому что думают, что ему плохо, как обычно. А у него паралич кишечника! Живот раздулся! Полная непроходимость! Только к вечеру его увезли в больницу. Операцию делал профессор Симонян, а анестезиологом был профессор Кринский Юрий Александрович, замечательный врач. А ночью Дау стало плохо. Я умоляла, каталась в ногах, чтобы Кринского не отпускали, но он ушёл. Сейчас, кажется, он снова в больнице. Надо, чтобы он не уходил! Позвоните в президиум Чехмахчеву [235] Чехмахчев Григорий Гайкович — управляющий делами Президиума АН СССР. , позвоните Григорьеву — главврачу, напугайте их! И палатку! Ему нужна палатка кислородная, а я боюсь, что палатки у них нет…

— Кора Терентьевна, может быть, и кроме Кринского там есть опытные врачи. Ведь не может же он…

— Ну вот! И вы тоже!! — кричит она, и плачет, и готова бросить трубку.

Я соглашаюсь. Звоню Чехмахчеву. Долго не подходит к телефону, а когда подходит, сразу начинает орать и хамить:

— Почему вас интересует Ландау?! Какое вам до этого дело! Мы не обязаны отвечать на ваши вопросы!

Поначалу я спокойно пытаюсь объяснить, но срываюсь:

— Кто вам дал право говорить со мной в таком тоне?!! Меня это интересует потому, что я знаю Ландау много лет! И кроме меня здоровье Льва Давидовича интересует ещё несколько миллионов человек. — И я бросил трубку.

Григорьев, напротив, очень вежлив:

— Да, положение было безвыходное, операция обязательна. Непроходимость происходит из-за отказа нервной системы кишечника. Сейчас сделан вывод в боку, временный, мы зашьём его, так как со временем функции кишечника, по нашему мнению, должны восстановиться. Кислородная палатка? В ней нет никакой необходимости. Мы его прекрасно разместили, он лежит в люксе. Опасность? Ну, разумеется, после такой операции состояние тяжёлое, но будем надеяться…

Снова звоню Коре.

— Я так и знала! (О Чехмахчеве).

Спасибо! Это мне и нужно было.

Лишаи на теле науки! Чиновники!

Ничтожества! Ездят на «Чайках»! Я везу Дау к врачу, он в «Волге» не может протянуть ноги, кричит от боли! Я говорю: возьмите Нобелевскую премию, дайте мне длинный автомобиль! Я сказала секретарше Келдыша, и ему самому сказала бы, если бы меня к нему пустили:

— Вы не вышли ростом, Мстислав Всеволодович! Так дайте же Ландау вашу «Чайку», ведь вам не больно ездить на «Волге»…

Плачет. Успокаиваю её и советую поспать…

Л. Д. Ландау принимает поздравления коллег по случаю присуждения ему в 1962 году Нобелевской премии. Стоят: К. Т. Ландау, М. В. Келдыш, Н. Н. Семенов и П. Л. Капица.

Какое-то забытое всеми, довоенное слово: целлулоид.

Вспомнить в 1973 году.

Я, Кваша Игорь Владимирович, утверждаю, что через два года после ввода в строй завода в Тольятти цены на автомобили в СССР будут резко снижены. Настоящие цены: «Волга» — 5600–6000 руб., «Москвич» — 4500 руб., «Запорожец» — 3100 руб. В случае если в эти сроки цены на машины типа «Москвич», «Волжанка» будут установлены в пределах менее 2500–3000 руб., Голованов ставит Кваше угощение из расчёта 30 руб. Если наоборот, то… наоборот!

Я. Голованов, И. Кваша.

26.3.68

Зюзюкин [236] Зюзюкин Иван Иванович — журналист, спецкор «КП». родил афоризм: «Как бы я хотел купить большой ковёр и бороться с самим собой!»

Не стало Юры Гагарина.

Мерзостный город в марте, когда из-под снега брызжет грязь, лезет полуразложившийся мусор, везде валяется какая-то мокрая, жалкая гадость. Только за солнце я люблю март. Никогда не бывает такого радостного, звонкого, хмельного солнца, как в марте.

Утром пошёл за пивом, встречаю Люду Овчинникову. «Ты знаешь, — говорит она, — Гагарин разбился насмерть…» Я остолбенел. Пошёл домой, включил радио, а там уже о правительственной комиссии, о похоронах. Что-то делать надо… Только подсел к столу, звонок из редакции: надо ехать в ЦК ВЛКСМ. Приезжаю. Сидим друг против друга с Камшаловым [237] Камшалов Александр Иванович — секретарь ЦК ВЛКСМ. , вздыхаем, вспоминаем Юру. Приносят некролог ЦК ВЛКСМ. Оказывается, меня вызывали, чтобы я перевел его с русского на русский. Звонит Панкин, требует в редакцию. Приезжаю. Панкин говорит: «В день похорон нужна полоса…» Поехал домой. О чём писать? Как писать? Я не могу представить его мертвым. Кружился вокруг стола: не могу начать! Нет мыслей! Пошёл на проспект Мира, к бюсту Гагарина. Там народ. Одна старушка, стоящая рядом со мной, так проникновенно, с такой болью тихо сказала: «что же ты наделал, сынок…» Вернулся домой. Сел писать уже часов в 10 вечера и писал всю ночь.