Виктор Володин - Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов

В первый маршрут мы пошли вместе с Парфенюком, чтобы помочь ему разбить базу для начала глазомерной съемки. Для базы мы выбрали широкую плоскую вершину массивной гранитной сопки, на которой могла улечься трехкилометровая прямая линия. Построили, вернее, сложили, на концах базы каменные пирамидки, которые принято называть гурии (иначе — «туры». — Ред.), мы промерили расстояние между ними рулеткой. Затем, устанавливая на концах базы поочередно свой планшет и ориентируя его по горному компасу, Парфенюк сделал визирной линейкой первые засечки недалеко расположенных вершин, определил их превышение над базой с помощью эклиметра Брандиса, определил абсолютные отметки концов базиса анероидом.

В дальнейшем А. Н. Парфенюк отделился со своим Шатовым от нас, так как нужно было, чтобы глазомерная съемка немного опережала геологическую, которая при этом получала бы готовую глазомерную основу для того, чтобы наносить на нее результаты своей съемки. С первых дней работ мы разделились и с поисковым отрядом П. И. Авраменко, так как времени для работ оставалось немного, на исходе была уже первая декада июля. Мы с ним встречались редко, и поэтому, когда он однажды увидел нашу группу, сидящую возле костра и уплетающую галушки без соли, он принял нас за беглецов и, подойдя за кустами поближе, взял нас на мушку и завопил истошным, дрожащим от страха голосом: «Что за люди? Руки вверх!». Услышав этот возглас, я оглянулся через плечо и, увидев наполовину высунувшуюся из-за куста кедрового стланика голову Авраменко, окликнул его по имени и отчеству. Он на мгновение опустил ружье и растерянно переспросил: «А? Что?», но, по-видимому, решив, что ему показалось, будто его назвали по имени и отчеству, вновь вскинул ружье, разражаясь грозными криками…

В то лето нас еще два раза брали на прицел свои, принимая за беглецов. В первый раз это была встреча с нечинским завхозом Турко. Мы шли всей своей партией и, присев отдохнуть, увидели вдруг вдали цепочку из шести лошадей под вьюками, впереди которой на седле сидел человек, а позади лошадей шел другой. Мы сразу же определили, что это был завхоз Турко и, должно быть, потому не обратили внимания на то, что он вдруг снял из-за спины ружье и положил его на луку седла, придерживая правой рукой.

Мы знали, что он скоро возвращается из поездки в Тенькинский разведрайон, откуда он должен был привести лошадей. Поэтому мы разговаривали между собой о том, что скоро можно будет отправиться в дальние маршруты на лошадях, спокойно глядя на приближающийся караван и совсем не ожидая от него никаких агрессивных поступков. И мы были правы, потому что, во-первых, знали, что завхоз тоже должен был знать о том, что в район прибудут две полевые партии, а, во-вторых, нельзя было ожидать, что, видя перед собой четверых вооруженных людей, он осмелится поднять на нас свое ружье. Ведь если бы он осмелился выстрелить, то тут же пал бы от двух-трех ответных выстрелов. Но он, конечно, втайне знал, что мы совсем не беглецы, и что стрелять ему не придется, и что он ничем не рискует, тем более что он видел полное отсутствие с нашей стороны какой-нибудь угрозы ему.

Он, должно быть, хотел попугать нас и показать себя этаким хватом, когда, подъехав к нам шагов на 40, вдруг вскинул ружье, взяв кого-то из нас на мушку, и что-то грозно закричал. А мы, продолжая сидеть на земле, удивлялись тому, что он, видя в руках у нас ружья, не понимает, что, будь у нас какие-нибудь враждебные намерения, мы давно смогли бы разоружить его, взяв на мушку и забрав у него ружье или заставив бросить его на землю.

Но он продолжал целиться из ружья в одного из нас, громко требовать, чтобы мы подняли руки. Мы не поднимали рук и, продолжая сидеть на земле, удивлялись тому, что тот может сам спровоцировать ответные действия с нашей стороны.

В то же время мы помнили и о том, что он держит палец на спусковом крючке, целясь в нас, и требует, чтобы мы подняли руки вверх, и нам казалось, что он нервничает и поэтому может даже внезапно нажать гашетку. А время шло.

Но, наконец, кто-то догадался крикнуть: «Турко!». Другой громко назвал его по имени и отчеству. Он опустил ружье, и инцидент был исчерпан.

В третий раз с ружьем был Парфенюк. Он тоже подкрался из-за кустов, взял меня на прицел и что-то угрожающе кричал. Я в ответ крикнул: «Алексей Никонович!» И Парфенюк опустил ружье.

Я в свою очередь тоже один раз наступал на лагерь Авраменко. Дело было так. Отправляясь однажды в маршрут, я поручил Мишину перенести нашу палатку из седловины на гранитном массиве, где она до этого стояла, на новое место в долине, куда я должен был спуститься, закончив маршрут.

И вот, уже заканчивая маршрут, я посмотрел туда, где Мишин должен был поставить палатку, и увидел, что палатка там уже стоит. Я немного удивился расторопности Мишина, потому что он успел выполнить поручение быстрее, чем я рассчитывал. Поговорив об этом со своими спутниками, я продолжил маршрут.

Потом, посмотрев в ту же сторону еще раз, я увидел в нижней части отрога смежного с тем, по которому нам предстояло спуститься, фигуру человека, идущего по отрогу вверх к нам. Естественно, я решил, что это поднимается Мишин, который поставил где нужно палатку, а потом увидел нас и пошел нам навстречу.

Я дождался, пока он подойдет, и спросил, как ему удалось так быстро поставить палатку. В ответ он быстро заговорил вполголоса или даже зашептал, что это совсем не наша палатка, и рассказал, как он, придя со всем нашим имуществом на указанное ему место, стал готовить жерди, чтобы установить палатку, и вдруг услышал, что кто-то совсем недалеко рубит дрова. Выглянув осторожно из-за укрытия, он увидел палатку и человека, который возле нее рубил дрова. Тогда он спрятал все свое имущество и пошел к нам навстречу, чтобы рассказать об этом.

Я сразу предположил, что это палатка Авраменко, потому что никого другого здесь теперь быть не может. Не может быть, чтобы это были беглецы, потому что они не носят с собой палаток. О таком я никогда не слышал. Не могут быть и орочи, тунгусы, потому что нигде не видно оленей. Все же подойти к палатке я решил скрытно и понаблюдать за ней со стороны. А вдруг это все же не Авраменко, а какая-нибудь банда беглецов?

Поэтому мы сошли в ближайший распадок и пошли по нему. Встретилась куропатка, я с риском быть услышанным выстрелил и убил ее. Я правильно решил, что люди в палатке не услышат, потому что я стрелял в распадке, защищенном отрогами сопок. Потом, как я и хотел, подошел к такому месту, откуда можно было наблюдать за палаткой, не обнаруживая своего присутствия. Сначала возле палатки не было никого, потом появился Султанов, которого я сразу узнал. Мишин напрасно поднял тревогу.