Виктор Володин - Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов

В поселке я застал некоторые перемены. Выстроили новый, уже второй дом ИТР, таких же размеров, как и первый. Он был тоже одноэтажный, из 20 комнат, расположенных по обеим сторонам длинного коридора, проходящего из конца в конец, и с общей кухней против «парадного подъезда». В этом доме я и поселился вместе с геологом П. Н. Котылевым в комнате размерами 3×4 метра, предпоследней направо по коридору в правом крыле.

Была построена и камералка для полевиков, хотя и временная, наподобие барака таежного типа, но все же достаточно просторная, теплая и светлая. В ней было гораздо удобнее работать, чем в палатках, где мы жили и работали годом раньше. Я не измерял ее даже шагами, но приблизительно размеры ее составляли 5×8 метров.

В средней части одной из узких стен камералки была одностворчатая входная дверь, по сторонам которой стена была занята широкими стеллажами для геологических коллекций, располагавшимися от пола до потолка. Остальные три стенки, прорезанные, кажется, 8 окнами, были заняты неподвижными стеллажами, заменяющими столы и имевшими соответствующую высоту. Стояли стулья и табуретки.

В середине камералки стояла большая сварная печь из толстого железа и три или четыре столика, за которыми тоже сидели камеральщики. Начальники партий рылись в своих полевых материалах, перечитывая свои записи в полевых книжках и дневниках, просматривая карты и схемы, обдумывая разделы и главы отчета и дружно скрипя перьями. Прорабы и коллекторы вычерчивали карты или возились с образцами геологических коллекций.

Вид на новый мост на Игандже с перевала. В верхней части хорошо видно место, где в 1939–1941 гг. располагалось Тенькинское райГРУ. Фото 2014 г.

Сооружение камералки было заслугой В. Т. Матвеенко. Он затратил много труда, чтобы добиться согласия на это начальства и на то, чтобы организовать это строительство, которым он сам и руководил. Все мы были искренне благодарны ему за это.

Через неделю с небольшим после приезда я знакомил начальство со своими полевыми материалами. Присутствовали при этом главный геолог Н. П. Аникеев и А. С. Красильников, уже принявший бразды правления отделом от уезжавшего в отпуск В. Т. Матвеенко. Материалы им понравились. Оба они полушутя уговаривали меня ехать и в будущем году в поле на стотысячную съемку, а я твердил, что поеду в отпуск с последующим увольнением. Не знал я тогда, что поеду только через 8 лет, да и то с возвращением.

В это время на Игандже уже действовал клуб, построенный весной и открытый к 1 Мая. Там проводился первомайский митинг, там же мы слушали Указ Верховного Совета о назначении И. В. Сталина председателем Совета Народных Комиссаров, а В. М. Молотова — наркомом иностранных дел. Здесь мы посмотрели кинофильм «Подкидыш».

В ноябре уезжали наши отпускники и с ними И. Р. Якушев, приехавший на 4 месяца раньше, чем мы с братом, и В. Т. Матвеенко, вернувшийся из отпуска лишь в прошлом году. Меня удивляло, что он так часто ездит в отпуск, но он имел на это право, потому что до войны договор позволял ехать во второй отпуск продолжительностью 6 месяцев через полтора года после возвращения из первого отпуска.

Я был на дешевой распродаже вещей, которую по случаю отъезда устроил В. Т. Матвеенко. Это было традиционное мероприятие, выработавшееся к тому времени на Колыме и базирующееся на отсутствии в продаже в торговой сети очень многих вещей, например, таких, как патефоны, пластинки к ним, фотоаппараты, другие культурные, галантерейные и спортивные товары, особенно ружья.

Все это уезжавшие стремились продать подороже. Не был исключением в этом отношении и В. Т. Матвеенко, который продавал патефоны с большой кучей пластинок, бельгийскую двустволку двенадцатого калибра и цейсовский фотоаппарат.

Я ничего покупать не собирался, а пошел туда просто для развлечения. Смотрел на процесс купли-продажи, напоминавший аукцион. Помню, патефон с пластинками купил П. И. Авраменко за высокую цену. Кто-то купил и другие вещи.

Тогда же я слышал о жутком происшествии, случившемся на стоянке одной из полевых партий гидрометеорологического управления, изучавшей озеро Джека Лондона. Ночью на стоянку партии проникли беглецы, вооруженные топорами. Они напали на спящих работников партии и топорами нанесли многим из них серьезные ранения и увечья. Как мне помнится, пострадало 13 человек. Некоторые из них умерли, когда всех их везли на кунгасе через Большие Колымские пороги к оротуканскому мосту, чтобы скорее доставить в ближайшую больницу. Рассказывал об этом прораб Санга-Талонской россыпной разведки Никитин, который принимал участие в доставке пострадавших к берегу Колымы и перевозке их на кунгасе к мосту и далее в больницу на машине.

Вместе со мной, как я уже упоминал, жил начальник партии Павел Николаевич Котылев, человек 42 лет, среднего роста, с покрасневшим от склонности к спиртному носом и лицом, подернутыми синеватыми жилками, часто с осоловелыми глазами навыкате; любивший выпить, очень неприятный в состоянии опьянения и не умевший остановиться, начав пить. Напившись, он всегда хотел пить еще, и лучшим способом остановить или усмирить его, найденным мною путем опытов, было повалить его на кровать и подержать некоторое время на ней, не позволяя вставать. Он засыпал и был в состоянии проспать потом сутки. Так было на Новый год, встретив который немного раньше, чем все остальные, и проснувшись потом вместе со всеми утром, он вспомнил, как сосед гидролог Шпак ходил по поселку в другие дома поздравлять знакомых с Новым годом в одних тапочках. Его почему-то ужасно веселила возникшая в его мозгу мысль о том, что «Шпачок, должно быть, отморозил лапки». Проверка этого предположения была хорошим поводом, чтобы с утра начать продолжение вчерашнего, и он, предвкушая это, заразительно смеялся, весело без конца повторяя свою фразу о Шпачке и его лапках. Потом он отправился в соседнюю комнату, где жил Шпак, и с ее жильцами повторил праздничные возлияния, напившись почти до невменяемости.

Я вынужден был применить к нему упомянутый способ усмирения. Это нужно было, чтобы «поставить точку»; притащил его домой, повалил на кровать и придержал, потому что он продолжал рваться к соседу, пытаясь вскочить с кровати. Наконец он заснул и не просыпаясь спал до вечера и дальше до утра. За полчаса до выхода на работу я принялся его будить. Когда он проснулся, наконец, то был удивлен — зачем я его бужу, если сегодня праздник, и не хотел мне поверить, что праздник он проспал, а сегодня уже не первое, а второе января.