Иван Травкин - Всем смертям назло

Снова и снова воют и рвутся бомбы. Но вот самолеты разрозненными группами удаляются на север. Их провожают огнем зенитные батареи кронштадтских фортов.

На здании штаба взвивается сигнал: «Отбой воздушной тревоги».

Отойдя от боевых постов, подводники высыпают на мокрую грязную палубу, с волнением смотрят на пострадавшие корабли, на пожары, вспыхнувшие в городе. Клубы дыма видны и над Ленинградом. Позже мы узнали, что это горели подожженные фашистскими бомбами Бадаевские склады, на которых хранились запасы продовольствия.

На острове Котлин в сентябре создалась тяжелая обстановка. Гитлеровцы предприняли решительную попытку уничтожить Балтийский флот. В конце сентября начались массированные налеты вражеской авиации на Кронштадт. Около четырехсот немецких самолетов наносили удары по кораблям нашего флота. Особенно трудным для балтийцев было 21 сентября. Сильно пострадал линейный корабль «Марат», получили повреждения и другие корабли. Но недешево обошлись налеты и фашистской авиации. В этот день в небе над Кронштадтом сбито 25 вражеских самолетов и много повреждено.

Стремясь облегчить положение своей 300-тысячной армии, застрявшей у стен Ленинграда, гитлеровское командование подбрасывало новые резервы.

Обстановка на Балтике все более осложняется. Оба берега Финского залива почти полностью в руках гитлеровцев. Нас мучит совесть: в такое тяжелое время отсиживаемся в тылу. Мои товарищи — однокашники по училищу — воюют, да еще как! Вон Сережа Осипов, с которым мы вместе кончали училище, — торпедные катера под его командованием атаковали отряд вражеских кораблей и потопили два тральщика, повредили миноносец. А мы? Главный старшина мотористов Лебедев с горечью говорит: «Прохлаждаемся!..»

Приехал из Ленинграда краснофлотец Голованов. Привез письмо от моей жены. Она должна была с детьми, матерью и бабушкой выехать из Ленинграда. Фашисты разбомбили железную дорогу, разрушили мост. Эшелоны с эвакуируемыми остались в городе.

Многие моряки с кораблей уходят на сухопутный фронт. Ушло несколько человек и от нас: Бурминский, Филиппенко, Утокин и другие. Но всем уходить нельзя. Надо готовить корабль к боям.

В октябре начались заморозки. Нам приказали перейти из Кронштадта в Ленинград, на Неву. Здесь вместе с другими подводными лодками нас застала зима. Лодки вмерзли в лед у борта плавучей базы «Полярная звезда».

Судостроительные заводы эвакуированы. В застывших цехах гулким эхом раздаются отзвуки артиллерийской стрельбы. Снаряды с воем проносятся над самой крышей. Иногда они залетают и в цеха. Грохот взрывов, дым пожаров, мучительные артиллерийские и воздушные тревоги, голод, холод, отсутствие топлива и электроэнергии, разбитые трамваи на безлюдных заснеженных улицах… II бледные, худые лица ленинградцев, лица мучеников и героев, — разве забудешь их!..

И эти полуживые люди вместе с моряками ремонтируют боевые корабли. В отсеках подводных лодок, всегда сверкавших особой, щеголеватой чистотой, дымят самодельные печи-времянки. Копоть легла на промерзшие борта, на приборы. А в лодке лютый холод. Стук молотков, звон металла, визг сверл. Пальцы примерзают к холодной стали. И слабость во всем теле.

Мы на голодном блокадном пайке. Иной раз просто подняться по трапу — задача непосильная. Пока взберешься на верхнюю палубу, устаешь так, будто десяток километров отмахал. Но моряки и работают, и учатся, и еще находят силы, чтобы помогать жителям города.

О ленинградской блокаде много написано. Я вряд ли смогу сказать что-нибудь новое. И все-таки хочу привести несколько записей из моего дневника той поры.

19 ноября 1941 года. Возвращался из штаба флота. Пока дошел, попал в две воздушные тревоги. Первую отсидел под аркой на Песочной улице. Вторая застала на Литейном мосту. Били наши зенитки. Осколки с визгом падали кругом. Добрался благополучно.

Трудно. Флот заперт в Ленинграде. Наши подводные лодки скованы крепким невским льдом. И все-таки верю: настанет наш час!

20 ноября. Инженер-механик Петр Михайлович Ильин предлагает форсировать ремонтные работы. Говорит, что мотористы уложатся за два месяца. Нужны только запасные части и материалы. Посоветовался с военкомом Николаем Александровичем Костылевым и секретарем партийной организации корабля Борисом Георгиевичем Бойцовым. Решили вопрос о ходе ремонта вынести на открытое партийное собрание.

21 ноября. Только что закончилось партийное собрание. Кажется, уж хорошо знаю своих людей, а сегодня точно по-новому увидел их. Голодные, истощенные, продрогшие, усталые и — такая внутренняя сила! Постановили: ремонт закончить к первой подвижке льда. «Душа горит. Нет терпенья дождаться дня, когда выйдем в море топить врага», — сказал старшина мотористов коммунист А. Н. Лебедев.

22 ноября. Конец дня. Отбой. Ушли с лодки на «Полярную звезду». Не впустую вчера шел разговор. Сегодня за день сделали больше, чем за три предыдущих. Откуда у людей столько выносливости? Инженер-лейтенант Ильин после такого трудного дня еще проводит занятие со своими мотористами. Штудируют теорию двигателей внутреннего сгорания.

23 ноября. Работа идет отлично. А вот завтра что будем делать? Ни у нас, ни на плавбазе нет ни одного прутика бронзы нужного диаметра и марки. Матросы обшарили весь завод, сейчас рыщут по всем складам и свалкам. Нельзя допускать простоя!

В этот день поступило радостное известие: 22 ноября по льду Ладожского озера к осажденному Ленинграду прошла первая колонна автомашин с продовольствием. Начала действовать легендарная Дорога жизни!

24 ноября, 21.30. Отбой двух тревог — воздушной и артиллерийской: одновременно нас бомбили фашистские самолеты и обстреливали вражеские дальнобойные орудия. Снаряды и бомбы падали близко от подводной лодки. Экипаж продолжал работать, находясь все время в боевой готовности. В промежутке между обстрелами рассказал товарищам о положении в городе и на Ленинградском фронте. Каждое слово о героизме советских людей выслушивается моряками с жадностью. Душа у ребят жаждет подвига. Это радует больше всего.

28 ноября. В ноябре два раза снижалась норма выдачи хлеба. В сумерках к «Полярной звезде» пришла жена. Вид ее потряс меня. Бледное как мел лицо, потухшие, ввалившиеся глаза. В них, казалось, уже нет жизни. По впалым щекам катятся слезы.

— Что делать? По карточкам все забрала на три дня вперед. Кормить ребят уже сегодня печем. И завтра тоже. Девочки есть просят…

Сердце сжалось до боли. Дети… Одной полтора, другой два с половиной и самой старшей четыре года. Как их спасти? Наскреб немного сухарей, масла, несколько кусков сахару — все, что накопил за три недели, отрывая от своего пайка. Но им, шестерым, и на раз поесть не хватит. Отдал жене два отреза (не успел сшить шинель и китель), — может, обменяет на хлеб. Жена ушла, а я все вижу ее скорбное лицо, вижу, как, согнувшись, еле передвигая ноги, идет она по набережной…