Иван Травкин - Всем смертям назло

А темень над морем — хоть глаз коли. Стоим мокрые, продрогшие на мостике, клянем погоду. То и дело склоняюсь над люком:

— Штурман, где идем?

А ведь он тоже прокладывает курс вслепую, давно уже ни одного ориентира не видел, руководствуется только своими расчетами да картой. И вдруг доклад сигнальщика:

— Открылись звезды!

Штурман Евгений Жолковский мигом взлетел на мостик, поймал звезды секстаном, вернулся к своему столику, произвел расчеты. И тут слышу его отчаянный крик:

— Товарищ командир, впереди — камни!

Командую:

— Стоп! Назад средний!».

Ложимся на новый курс. Подхожу к штурманскому столику. Действительно, если бы двигались прежним курсом, лодка оказалась бы на камнях банки Штольпе. Штурман мой ни жив, ни мертв. Пот со щек падает на карту. Успокаиваю его:

— Ничего, бывает. Позаботьтесь только, чтобы больше подобное не случилось, обидно будет погибать без боя.

Ночные плавания очень утомляли верхнюю вахту. Тем более что в нашем районе даже в шторм рыскали большие противолодочные корабли. Внутри лодки тоже мало кто из свободных смен ложился спать. Очень уж часто приходилось вскакивать с коек по сигналу боевой тревоги и бежать на свой боевой пост.

— Хватит мучиться, — говорю вахтенному офицеру лейтенанту Бузину. — Будем погружаться.

Когда глубиномер показал тридцать пять метров, качка прекратилась. Люди, спустившиеся с ходового мостика, выжимали мокрую одежду, чистились, мылись.

Перед тем как лечь отдохнуть, прошелся по кораблю. В дизельном отсеке был абсолютный порядок, кругом чистота, светло и тепло, обстановка располагала ко сну, но люди не спали, выглядели бодро. У нас шутили: мичман Андреев так гоняет своих подчиненных, что им некогда даже думать о морской болезни.

Наконец шторм утих. Ночь на 24 февраля выдалась тихая, звездная. Спокойно и ровно дышало море. Невысокие волны лениво бились о борт.

В боевой рубке, освещенной густым синим светом, как обычно в надводном положении, собралось несколько курильщиков. Вообще курильщикам на подводной лодке живется худо. В отсеках курить строжайше запрещено, да это и в голову никому не придет. Курим только тогда, когда лодка всплывает, по очереди в боевой рубке. По существу, по более одного-двух раз в сутки. Многие из подводников, уходя в боевой поход, публично объявляли о том, что бросают курить, и даже демонстративно не брали с собой папирос. Как правило, выдержки не хватало, и уже через педелю они начинали, как говорится, «стрелять», подвергаясь при этом беззлобным насмешкам.

Прикинув паше положение по путевой карте, я направился на мостик. Задержался в рубке, чтобы глаза привыкли к темноте. Очередная смена курильщиков вела оживленный разговор о том, удастся ли нам в этом походе добиться боевого успеха.

— Ох, чувствую, братцы, будет нам скоро пожива, — тихонько басил моторист Виктор Веригин, — уж больно аппетит у меня нынче разыгрался.

— А ты когда-нибудь страдал отсутствием аппетита? — удивился моторист Костяной.

Надо сказать, что неуемный аппетит Веригина стал на лодке притчей во языцах. Невысокого роста, но богатырского сложения, этот матрос обладал необыкновенной физической силой. Мне приходилось однажды видеть во время ремонта, как он один поднимал крышку цилиндра дизеля. А в ней куда более ста килограммов. И если ел Веригин за двоих, то работал за четверых. Впрочем, характер у него был на редкость добродушный, на насмешки и шутки по поводу своего аппетита он не обращал никакого внимания, а к нашему коку Ивану Лихобабе относился с величайшим почтением и охотно выполнял все его просьбы — мусор вынести, помочь вымыть бачки и т. п. Он знал, что доброе сердце кока в долгу не останется.

Я уже находился на мостике, когда радисты приняли радиограмму о движении конвоя противника. Мы тут же взяли курс в указанный район. По расчетам, встреча с конвоем должна была произойти в полночь неподалеку от осевого буя, у которого сходились пути судов из основных баз противника в Либаве и Померанской бухте.

Через некоторое время авиаразведка сообщила уточненные данные о движении конвоя.

На мостике воцарилась тишина. Вахтенные напряженно вглядывались в ночную тьму. Все знали — враг где-то недалеко.

На мостик поднялся старшина радистов.

— Товарищ командир, недалеко от лодки слышны какие-то переговоры на ультракоротких волнах.

Мы остановили дизели, и я приказал Козловскому внимательно прослушать горизонт.

— На курсовом тридцать градусов правого борта шум винтов, — доложил через несколько минут акустик.

Проложили курс на сближение с кораблями, а через пятнадцать минут наблюдатель за горизонтом матрос Гусаров обнаружил медленно приближавшийся к нам двухтрубный транспорт водоизмещением в восемь-девять тысяч тонн. Он шел в охранении миноносца и нескольких сторожевиков.

Наконец-то «К-52» встретилась с противником, который, судя по всему, еще не подозревал о нашем присутствии. Но мы знаем, что обнаружить нас могут в любую минуту. На кораблях теперь появились гидролокационные и радиолокационные приборы.

Чтобы обеспечить внезапность, я повел лодку в атаку на большой скорости, с темной части горизонта. Отдал сразу два приказа:

— Три носовых торпедных аппарата, товсь!

— Приготовиться к погружению! — (В памяти еще свежа авария при срочном погружении.)

Черев несколько минут последовал залп. Торпеды пошли к цели. Все наше внимание сосредоточилось на вражеских кораблях. Скоро ли последует взрыв?

В такие минуты всегда кажется, что стрелка секундомера очень уж медленно совершает свой круг по светящемуся циферблату: тридцать секунд, сорок, пятьдесят, шестьдесят… Неужели промазали?

— Право на борт. Приготовить кормовые торпедные аппараты. Идем в повторную атаку.

Но на семидесятой секунде раздался оглушительный взрыв — торпеда попала в транспорт. А через пять секунд еще один взрыв — со стороны сторожевого корабля. Два огненных языка, словно два гигантских факела, взметнулись к ночному небу, поднялись выше корабельных мачт, осветили большой участок моря. Повторная атака не потребовалась.

Мы несколько секунд наблюдали, как тонут вражеские корабли, затем погрузились.

Преследование началось минут черев пятнадцать. Первые бомбы взорвались где-то за кормой. Но вскоре два сторожевика обогнали нас и застопорили ход. Они, видимо, прослушивали шум винтов лодки.

Мы сделали крутой поворот влево так, чтобы преследователи оказались у нас за кормой. Это удалось. Минуты через две шум их винтов стал удаляться, взрывы бомб слышались уже на большом от нас расстоянии. А еще через десять минут акустик доложил, что горизонт чист. Сторожевики совсем потеряли лодку.