Иван Шевцов - Орел смотрит на солнце

Весной 1919 года в Крым с боем вступили войска Красной Армии. К концу июня Крым был оккупирован врангелевцами и англо-французскими интервентами. Лишь в ноябре 1920 года войска Красной Армии под командованием М. В. Фрунзе, в ожесточенных боях форсировав Сиваш и штурмом взяв Перекоп, разгромили и сбросили в Черное море барона Врангеля и интервентов. В Крыму навсегда была установлена советская власть.

Как видно, политическая обстановка в Крыму 1917–1920 годов была сложной. Писатель Сергеев-Ценский, не принадлежавший ни к какой политической партии и, в сущности, не знакомый с их программами, не всегда ясно различал происходящее и потому старался быть в стороне от непонятных ему событий. За кем правда, он скорее угадывал интуицией художника и честного человека. Поэтому, когда к нему в дом ворвались белогвардейцы и предложили вступить в армию Врангеля, он решительно заявил: «Нет!»

— Да как вы смеете! Мы вас просто мобилизуем или… будем считать дезертиром! — кричал на него белогвардейский поручик. — Вы с кем, с большевиками хотите идти?!

— Я с Россией остаюсь, — спокойно отвечал Сергей Николаевич.

— Россия на краю гибели… Ее надо защищать, Россию. И ваш долг…

— От кого защищать Россию? От русских? — спрашивал писатель и отвечал: — Я не верю в гибель России, господин поручик. Я знаю историю России… Знаю, какие силы таятся в народе.

— Вы забываетесь, прапорщик… мы не собираемся с вами митинговать… Сейчас время действовать.

— Никакой я не прапорщик. Я просто учитель, обыкновенный учитель математики.

— Автор романа «Бабаев» и рассказа «Пристав Дерябин»! — сверкнул колючим взглядом поручик.

— Если хотите — да, и писатель Сергеев-Ценский. А прапорщика Сергеева больше нет. Впрочем, если говорить откровенно, его никогда и не было. Всегда был учитель или писатель Сергеев-Ценский, — все так же ровно и без вызова говорил Сергей Николаевич. Ему хотелось как-нибудь отвязаться от этого незваного гостя.

Так и не удалось врангелевцам мобилизовать Сергея Николаевича.

Крым был последним оплотом бывшей империи Романовых. Под крылышко черного барона сбежались остатки бывших господ России, весь антинародный сброд. В черноморских портах они поспешно садились на корабли и, спасая шкуры свои, бежали за границу.

Бежали те, кого ждало справедливое возмездие. Вместе с ними «за компанию» бежали и некоторые честные интеллигенты, не понимавшие происходящего, политически незрелые люди, поддавшиеся общей панике и не сумевшие разобраться в сложной обстановке гражданской войны. В числе их оказались известные писатели и художники России, которые в ходе революции не смогли разглядеть будущей России.

Однажды на Ялтинском шоссе Сергею Николаевичу повстречались две подводы, груженные чемоданами и тюками. На одной из них сидела семья знакомого профессора.

— Что за великое переселение? — удивленно спросил Ценский.

— А как же, Сергей /Николаевич?.. Во Францию решили… Боимся опоздать на пароход. А вы разве остаетесь?

— Остаюсь, — твердо ответил Ценский.

— Да вы шутите! — не поверили ему. — Как можно! Это нелепо — приносить себя в жертву. Они вас зарежут…

— За что?.. Я «рабочих не вешал, крестьян не порол. Перед народом совесть моя чиста, — говорил писатель. — А из России мне бежать некуда.

— России больше нет, поймите вы! — твердил свое профессор.

— Не могу понять. Россия остается вечно. Нет старой России — это верно. Но будет новая: я верю… А помните, профессор, мы мечтали с вами о новой России, ждали ее? А теперь, когда она пришла, испугались?.. — заметил Ценский.

— Э-э-э… Да что вспоминать! Не о такой революции мы говорили с вами, не эту Россию желали… Идет варвар, мужик… Конец всему — России, цивилизации, всему… конец.

— Вы говорите — конец! А мне думается — это начало, только начало.

— Что ж, блажен, кто верует!.. — воскликнул профессор и нетерпеливо тронул кучера. Подводы двинулись в сторону Ялты, а Сергеев-Ценский постоял с минуту, поглядел вокруг на родные горы, на море, глубоко вздохнул и пошел к своему дому.

Неспокойно было на душе писателя. Неспокойно и мятежно было кругом.

Писатель пытался понять людей, не верящих в новую Россию, разобраться в их психологии и этим проверить самого себя, убедиться в правильности своего отношения к революции, России, советской власти. Он анализировал события в художественны ж образах и чувствовал неотвратимую потребность» в разговоре с читателем. В нем рождалась и росл» жажда творчества: он точно просыпался после долго» спячки.

В 1918 году Сергеев-Ценский написал повесть «Капитан Коняев» (вошедшую впоследствии в эпопею «Преображение России»).

Капитан Коняев был олицетворением старой России, уходящей с исторической сцены. Он один из обреченных на гибель. Он не понимал и ненавидели новое, рождающееся в грохоте революции. Он бы-тп чужд новому, и она, эта новая, здоровая жизнь грядущая Советская Россия — ураганом смела Коняева со своего пути.

Автор не сочувствует Коняеву, которому сак» история вынесла приговор. Коняев предсказываем гибель России, конец всему, но Ценский не верим этому и читателям говорит: не верьте. С гибелью царя и его верноподданных дерябиных и коняевых погибла Россия, не исчезла жизнь. «Жизнь все-таки неистребима, несмотря ни на что, — говорит писатель, — и человек живуч, и солнце все-таки богаче всех банкиров».

Нелегко было писателю Сергееву-Ценскому в эти трудные для народа и страны годы разрухи и гражданской войны найти «творческое равновесие», войти в привычную колею писательского труда. У советской власти были не только внешние враги. Огромный вред ей наносили троцкисты, эсеры, буржуазные националисты.

Не оставляли они в покое и Ценского. Вот что о и пишет по этому поводу в одной из своих автобиографий:

«…Меня вызывают в Алуштинский Совет и та окружают вооруженные люди в солдатских шинелях. Довольно спокойно наблюдал я, как наводились меня наганы и винтовки, как вдруг пронзил все мое спокойствие чей-то истерический женский крик. «Бросайтесь в окно!.. Вас хотят убить!..»

Как подстегнутый этим криком, я растолкал ступивших меня и кинулся к окну, вскочил на подоконник и бросился со второго этажа вниз. Это было в марте 1918 года, мне шел 43-й год, а в такие годы не так легко и просто экспромтом прыгать со второго этажа, и все-таки я не только не сломал себе ног, но даже мне удалось скрыться.

В чем было дело? — Готовилась в Алуште троцкистами и эсерами Варфоломеевская ночь для интеллигенции, — о чем я узнал через несколько дней из газеты «Таврическая правда» (или «Правда Тавриды»), издававшейся в Симферополе. Статья была гневная, — Совнарком Крыма призывал к порядку инициаторов этого подлого дела, но, как оказалось, в проскрипционном списке, состоявшем из 26 имен, мое имя стояло первым…