Иван Шевцов - Орел смотрит на солнце

Ничего подобного. Продукция современных абстракционистов — это и есть обрезки водосточных труб. Попытки разрушить художественную форму, изгнать из произведения мысль, идею, содержание, попытки, против которых с таким убийственным сарказмом выступает Сыромолотов-Ценский, были в нашем искусстве на протяжении всей его истории. И не случайно в конце 1962 и начале 1963 года Центральный Комитет КПСС обратил серьезное внимание на то, что «у некоторых художников, например, все явственнее проступает тяготение к абстрактной живописи, что вызывает беспокойство. Абстракционисты перешли к активным действиям — организуют выставки своих «произведений», навязчиво рекламируют их внутри страны и вне ее, выдают себя чуть ли не за единственных представителей подлинного искусства, а всех, кто стоит на позициях социалистического реализма, третируют как «консерваторов».

Кое-кто ставит под сомнение даже требование понятности и доступности искусства. Раздаются голоса, что подлинно новаторское искусство всегда непонятно, так как простые люди якобы не могут воспринимать современный язык искусства, и что наряду с художниками для масс могут и должны быть художники для немногих, избранных».

И разве сегодня не ведутся разговоры о «бешеном темпе» космического (раньше говорили «машинного») времени, о соответствующем ему новом стиле в живописи, в поэзии?

Как говорил секретарь ЦК КПСС Л. Ф. Ильичев, «дело, однако, не только и даже не столько в том, что на выставке московских художников представлены формалистические картины, изображающие каких-то безысходно мрачных, угрюмых и уродливых людей, картины, написанные с явным подражанием буржуазному искусству периода его упадка. Главный вред состоит в том, что картины формалистов превозносятся некоторыми неразборчивыми советскими критиками и теоретиками как новаторские, только и имеющие право на существование, противопоставляются всему лучшему, жизнеутверждающему, что создано реалистическим искусством. Формализм и даже его крайнее выражение — абстракционизм хотят тем самым выдать за столбовую дорогу социалистического искусства».

И все это делается ради одного — пустить дикаря в искусство, чтобы дикарь лишил народ духовных ценностей. Собственно, это и происходит теперь в буржуазном искусстве. Коммунистическая партия и Центральный Комитет не позволяют сделать того же самого с нашим советским искусством, которое является ныне самым прогрессивным, самым народным искусством в мире.

Спор, затеянный Сыромолотовым, продолжается и сейчас. Абстракционисты не могут существовать без отрицания подлинных шедевров мировой культуры (под разными предлогами), потому что такое соседство для них смертельно. Они пытаются воспитать «своего» зрителя, внушить ему, особенно молодому поколению, что Репин и Шишкин — это-де фотография, а вот чудовищно раскрашенные «каменные бабы вместо женщин» или натюрморты, на которых картошку не отличишь от арбуза, — это, мол, и есть настоящие шедевры искусства.

То, что Сыромолотов живет и борется сегодня, — в этом выдающаяся заслуга Сергеева-Ценского. Спор продолжается в искусстве не потому, что осталось что-то неясным и нерешенным. Спор будет продолжаться до тех пор, пока в мире будет существовать почва для антинародного формалистического искусства, нужного классу буржуазии. Рождающиеся на этой почве «слюнтяи» и «сопляки», пустопорожние и бездарные, метящие в гении, поднимают и будут поднимать время от времени такой спор, начатый ими еще с Сыромолотовым.

И вот что важно: реалисту Сыромолотову-отцу не чуждо ничто подлинно новое и талантливое в искусстве. Он сам новатор, он всю жизнь был неутомимым искателем. Но он искал форму не ради формы; он искал такую художественную форму, которая бы позволила с наибольшей полнотой и силой выразить его мысли и идеи, которая была бы понятна простым людям. И мы знаем, что не всегда и не все творческие поиски Сыромолотова увенчивались победой: были неудачи и разочарования. Взять хотя бы его большой триптих «Золотой век». Картина была написана мастерски. Но ее не понимали зрители. Неясно им было содержание триптиха, так как художник для выражения своей идеи прибегнул к аллегориям, весьма отвлеченным.

Мы говорим, что реалистическому искусству не чужды и аллегории и символы. Но надо уметь найти понятные аллегории, раскрывающие образ. Это не удалось Сыромолотову. Образы у него получились слишком условны. А почему? Художник в то время не был достаточно зрел в идейном и политическом отношении. Он мечтал о золотом веке на земле, который. должен прийти на смену капиталистическому рабству, он жаждал счастья и свободы для простых людей, но неясно представлял себе, каким образом будет завоевана эта свобода, как будет создан золотой век на земле.

Триптих не был выставлен. Вскоре и сам автор понял, что картина ему не удалась. Однако от идеи ее он не отказывался. Идея зрела в нем. И чем больше входил он в жизнь, в окружающую его действительность, тем глубже понимал причину своей неудачи. Искусственно изолировав себя от общества, Сыромолотов тем самым лишил свое творчество питательной среды, — вот в чем была основная причина неудачи его триптиха «Золотой век».

Сыромолотов — жизнелюб. Он придерживается и в теории и в практике горьковского взгляда: искусство должно помогать людям жить, возвышать человека. В. И. Ленин резко отрицательно относился к творчеству формалистов. Он говорил, что произведения формалистов не вызывают в нем чувства радости. Какая бы ни была тяжелая жизнь, человек все-таки умеет найти в ней для себя крупицы радости, человек стремится к ней и ради нее идет на перестройку жизни, на битву с теми, кто лишил его полноты счастья.

Показательна в этом отношении картина Сыромолотова «Майское утро», в которой с большой художественной силой передано великое торжество пробуждающейся жизни, первозданная красота природы, главный герой и хозяин которой — человек. Надя Невредимова плачет от радости, увидав картину в мастерской художника. Любопытно, что Сыромолотов спрашивает Надю обеспокоенно: поймут ли его зрители? Вот что волнует его. Для художника-формалиста совсем не важно, поймет ли его народ: он пишет не для народа, мнение которого он презирает, а для себя самого.

Алексей Фомич Сыромолотов никогда не искал ни в жизни, ни в искусстве легких дорог. Для него жизнь — борьба. «На каждом шагу жизнь сопротивляется ему, каждый шаг приходится ему брать с бою, но в этой борьбе и заключена главная прелесть жизни, — .говорит Сергеев-Ценский. — Задавать себе задачи и их решать — вот жизнь».

Для Сыромолотова человек превыше всего, он — вечный двигатель, перпетуум-мобиле. «Человек его ищет тысячелетие уж, поди, а это он сам и есть».