Валентин Рушкис - Высокий счет

Он говорил вполне серьезно, и я кивал головой, стараясь не рассмеяться. Все-таки эти молодожены были детьми с необузданной детской фантазией! Как можно было ночевать в этой будочке, да еще вдвоем, ума не приложу: разве что высунув ноги на улицу. Теперь, с пристроенной спальней, сооружение стало уникальным.

— Тут ящики продают здоровенные, с деревенскую избу, — продолжал рассказ Леонид. — Но нам-то зачем такие огромные хоромы? Правда, я немножко не рассчитал, наш ящик оказался маловат. Тогда мы решили не ставить его, а положить набок. Потолок получился низким, но в остальном все хорошо. И тахта!.. Правда, оригинально?

— Да, безусловно! — быстро согласился я.

Уж чего оригинальней! Ящик Леня Бойцов приколотил к задней стенке своей сторожки и выпилил часть этой стенки. Залезать в «спальню» приходится на четвереньках, а топчан, который Леня назвал «тахтой», едва возвышался над полом. Зато Леонид богато радиофицировал жилище, а Тоня повесила на окно занавеску, вбила в стенку напротив «тахты» три гвоздя и устроила там гардероб.

— Вот мы и домовладельцы, — сказал Леня, когда они вселились.

— Что ж, Ленька, — ответила Тоня, — домом это величать нельзя, но дачей можно. На дачах и хуже бывает. Жаль, пальто для гардероба длинновато…

— Ничего, потом пристроим еще что-нибудь, — успокоил Леня.

И когда они улеглись спать, Тоня обняла своего Леонида и зашептала:

— А когда у нас будет настоящая комната, мы купим модную мебель, сборную, ладно?

— Обязательно! И чтобы масса книжных полок, во всю стенку до самого потолка!

— Конечно. А вдоль книг я буду ставить куколок, деревянных, из разных республик. Много-много, коллекцию. Можно, Леня?

— Можно, — милостиво разрешил Леонид. — Тебе только бы в куклы играть! Я о серьезном думаю: как нам новоселье отпраздновать?

— Что ты, Леня! Кроме нас, тут никто не поместится!..

— Да… А Тугров, кажется, въедет в Васину засыпушку.

— Зачем ему такая большая? Он же одинокий!

— Твердит, что скоро женится.

— На Марике? Она за него не пойдет.

— Посмотрим. Сеня упорный.

— Он умелый… Мы тоже могли бы жить там… Там даже полки можно сделать…

— У них свои расчеты. Арсений добывал для Васи какие-то материалы, провода, абажуры: у Тугрова столько знакомых… А за это Кудрин его на какой-то срок поселил. Они комбинаторы, оба.

— Это плохо?

— А ты как думаешь?

— Плохо, конечно, плохо! — вздохнула Тоня. — Давай спать, Ленька!

Они поцеловались, чуть коснувшись друг друга губами, и долго лежали в своем ящике молча, думая о том, как хорошо и удобно будет жить нехороший Тугров у комбинатора Кудрина. Сейчас засыпушка возле яблоневого сада представлялась им почти дворцом. Сеня умелый! А Леонид не такой, он неумелый.

— Ты занимаешься самобичеванием? — тихо спросила Тоня.

— Да. А ты меня бичуешь?

— Немножко побичевала, — призналась Тоня. — Глупый, но ведь ты мне и дорог именно такой, потому что, если бы ты был другим, ты не был бы моим Ленькой! Понимаешь?

Она прижалась к Леониду, и было слышно только их неровное дыхание и тиканье будильника на полу, в изголовье. Тоня решила проверить, заведен ли этот будильник, и потянулась к нему, пронеся теплую мягкую руку над головой мужа, коснулась грудью его груди…

А сейчас Тоня была в больнице, и Леонид нахохлившимся совенком сидел рядом со мной на скамейке возле их домика. Ему казалось, что он сам во всем виноват: не уберег свою Тоню, не защитил, недозаботился. Он и свой домик построил кое-как, и в производственном корпусе еще ветер гуляет. Да что ветер! Их заставили ломать фундаменты под станки, и в этом тоже элемент его, Леньки, личной вины:

— Мог же я давно заметить, что за человек этот Строев! Его давно нужно было разоблачить! — горячо говорил он. И вдруг обратился прямо ко мне: — Послушайте, вы должны написать об этом! Понимаете, Строев подписывает такое…

Он рассказал мне всю историю.

— Такие решения принимаются коллегиально, — возразил я. — Один Виктор Петрович не мог…

— Мог! — перебил Бойцов. — И как ни в чем не бывало делает зарядку!

— Что ж, по-вашему, делать зарядку — тоже преступление?

— Скажите прямо: вы расследуете дело Строева?

— Ого, как громко! Леня, я постараюсь узнать, что там произошло… Если на самом деле это головотяпство, я попробую…

— «Постараюсь», «попробую»… — перебил меня Бойцов. — Нет, ненадежный вы союзник! Ладно, не затрудняйтесь, я сам узнаю и разберусь.

— В добрый час! — обиделся я. — Вы бы лучше подумали, как вы будете жить вот здесь с ребенком?!

— Ребенок будет не скоро. А дом можно утеплить. Кроме того, я прописан в общежитии, Тоня — тоже, в крайнем случае разъедемся, и она опять будет ходить ко мне в гости. А когда заслужим, получим квартиру. Почему вы не спрашиваете меня о Марике?

Он задал свой вопрос так, словно развивал ту же мысль.

— Ждал, когда вы сами о ней заговорите.

— Стесняетесь? Все это чистая условность!

— Леня, где она?

— Вы скоро ее увидите. Обязательно. Сейчас их перевели с КВЦ на главный корпус окрашивать фермы. Если ходить, задрав голову…

И как бы заканчивая разговор, холодно добавил:

— А с фундаментами я разберусь сам.

Бетон крошился плохо, отбойный молоток то и дело натыкался на стержни арматуры, к концу рабочего дня Леонид опять совершенно вымотался душой и телом. Нужно было что-то предпринимать. Но что? Все так подозрительно спокойны, будто сговорились, будто фундаменты только ему одному и дороги. Пойти в партком, к Кашунину? Но Суворов — его заместитель и ничего не сделал. К Семизорову, начальнику КХС? Но он получил наряд-заказ дирекции, значит, обо всем знает. К Строеву?..

Вот у кого Леонид потребует прямого ответа! Сегодня же, потому что промедление преступно. Все равно Тоня в больнице, на пляже в нем никто не нуждается. Негри, приблудыш, умеет как-то обходиться без хозяев. Да если бы и не умела — нашел о чем думать!.. К Строеву, сразу, сейчас! Только бы застать!

Застал.

Секретарши уже, как видно, ушли, даже свет в секретарской был выключен. Но в большом кабинете Строева еще слышались голоса, и Леонид решил обождать: конечно, разговор должен состояться с глазу на глаз. При посторонних Строев начнет увиливать, оправдываться… А если совесть у него не совсем потеряна, наедине с Леней он будет вести себя проще и откровенней. «Да, — скажет, — недосмотрели. Моя вина». И может быть, Леня посоветует ему подать заявление об уходе. Ну, допустим, по собственному желанию. Для такого крупного инженера уйти со стройки автозавода даже по собственному желанию — уже достаточное наказание. А другим будет неповадно.

Когда пропахшие табачным дымом «посторонние», наконец, вышли из кабинета, Бойцов решительно ворвался туда.