Валентин Рушкис - Высокий счет

А через четверть часа Кочет уже под землей, по железным прутьям лесенки опускается в узкий колодец и, чиркая спичкой, шагает кабельным туннелем, где вчера пробилась вода и случилось короткое замыкание. Сейчас начнут подавать бетон, чтобы лечить стенку, но, черт побери этих монтеров, они же ничего не сделали, как тут будут работать бетонщики?

Скорей на подстанцию, поругаться с электроначальством, получить заверение, что монтеры явятся немедленно!

Отсюда — на красавицу градирню, первую в стране градирню, обшиваемую алюминиевыми листами, сверкающую и нарядную. Скорей бы она засверкала на всю свою высоту… Но дело, конечно, не в красоте, здесь будет охлаждаться вода, без такого охлаждения не может работать ТЭЦ, и все тоже должно быть готово к сроку. Пока пиковая котельная принимает на себя нагрузку, но как только ударят морозы, ей с этим не справиться.

Кочет заглядывает на эстакаду, где монтируются трубопроводы, — они поведут горячую воду к заводским корпусам. Эстакада плавно снижается, трубы уходят под землю, в туннель. Там уже «чужое» хозяйство, туда Алексей Николаевич не спускается, в его неловкой улыбке читаю: «Хорошенькая прогулка, веселый разговор, но что делать, вот так и живем». Мы прощаемся, и он решительно и круто сворачивает к «своим» каменщикам, бетонщикам, слесарям.

А я спускаюсь в туннель, где идет жаркая работа, такая, когда и словом некогда переброситься, когда гудение компрессоров, лязг железа, рычание автомашин и механизмов — все сливается в единое звучание, в шумовой оркестр, где «оркестранты» в робах, спецовках и комбинезонах азартно «наигрывают» на своих инструментах.

Только на территории завода располагается больше шести километров туннелей, по которым до корпусов дойдут электроэнергия, вода, тепло. В том числе туннели-гиганты, где спокойно могли бы разъехаться встречные поезда метро. Есть и «станции» — врытые в землю десятиметровые башни. Но люди и механизмы движутся в этом «метро» только сейчас. Скоро они уйдут отсюда, и лишь многочисленные кабели и трубопроводы в глубокой тишине примутся за свою работу.

Тут же, внизу, разместятся полтораста фабрик чистого воздуха — кондиционеров. Они приготовят воздух нужной температуры и влажности, нужной «кондиции», и вентиляторы погонят его по десяткам километров воздуховодов в каждое здание, в каждую «треть».

На «трети» разбита громада главного корпуса, и не совсем условно. Южный фасад вытянулся по прямой, а северный имеет две глубокие врезки, так что с вертолета корпус смотрится как огромная буква «Ш». Вдоль нижней (примерно двухкилометровой!) линии этой «буквы» пойдет сборочный конвейер, каждые двадцать пять секунд будет сходить с него новорожденная автомашина. Левая «палочка» (почти в полкилометра длиной!) — первая «треть», царство сварки и окрасочных машин. Средняя — вторая «треть» — занята цехами гальваники, обивки, моторов. Наконец, последняя — цеха шасси, завершение сборки, выход автомобиля на трек.

В этой третьей «трети» меня встречает дождь: крыши пока нет, бетонщики еще возводят фундаменты под оборудование, экскаватор осторожно выбирает какой-то дополнительный, только что появившийся в чертежах котлован…

Как много сделано, а сколько еще нужно сделать! Одно утешение: каждый день, на каждом участке картина меняется, меняется… Еще совсем недавно так было и в первой «трети». А сейчас тут повсюду встают сложнейшие станки и механизмы, трудится целая армия слесарей, в том числе шеф-монтажники иностранных фирм.

Это будущее сборочно-кузовное производство, СКП. Вдоль главного фасада — законченные служебные помещения, занятые пока жильцами временными, главным образом строителями. Вот пресс-центр, его «молнии» густо покрывают соседние стены. Рядом — сообщения штаба ударной комсомольской стройки… Так трудно координировать работу коллективов бесчисленных участков, управлений и трестов, «столпившихся» на стройплощадке, что нелегкую эту задачу помогают выполнять десятки штабов, пресс-центров, оперативных групп, даже созданы «советы секретарей смежных парторганизаций».

Захожу в одну из комнат. Плакатик на двери настраивает на этакий комсомольский лад: «Не шутить!» — достаточно грозно, и не улыбнуться нельзя. Здесь все просто и пусто: два стола, за одним из них — смуглолицый худощавый брюнет, которого сейчас требовательно зовет звонок телефона. Он откликается:

— Оперативная группа СКП слушает.

— Кто у телефона? — голос столь громок, что вопрос слышу и я.

— Майор.

— Ваша фамилия?

— Майор, — терпеливо повторяет брюнет. — Начальник штаба Майор, Василий Артемович…

Закончив телефонный разговор, объясняет уже мне: и в детдоме его звали не Васей, а Майором, так интереснее. А был на военной службе — командиром взвода, тоже, конечно, сварочного, всю жизнь ведет сварку — сплошь и рядом возникали недоразумения: во время дежурства по части откликнется в трубку «Майор слушает», а ему и начнут докладывать: «Товарищ майор, на участке второй роты…».

Изволь объяснять, что Майор совсем не майор, а рядовой. Впрочем, сейчас он уже не рядовой, а начальник, хотя и небольшой, начальник участка в цехе сварки СКП. Сперва, когда нанимался на ВАЗ и предложили ему эту должность, огорчился:

— Двенадцать лет работал на производстве, инженер…

— Вот и отлично, значит, справитесь.

— Последнее время был начальником отдела сварки в одном из институтов, был ученым секретарем совета НТО сварщиков…

— Тоже хорошо! Сваркой и станете заниматься. А у нас, знаете ли, несколько инженеров приняты на работу слесарями, и ничего, не жалуются.

— Мне хотелось принести максимум пользы, познать что-то новое.

— Позна́ете!

Василий Артемович смолкает, закуривает. Завершает рассказ:

— И вот — познаю. «Бросили меня на нуль», как здесь говорят, оказался в штабе. Осваиваю все виды строительных и монтажных работ. А в общем, жаловаться не на что. Интересно…

Неожиданно в штаб вбегает Леня Бойцов:

— Товарищ Майор! В гальванике монтажники бетонировать не дают! Идемте!

— Идемте, разберемся…

Выходим все трое. Спрашиваю Бойцова:

— Леня, как вы оказались в гальванике?

— Включили в оперативную группу. Странно, правда? Строев, что ли, придумал? Я ведь его… допрашивал!

— И какой результат?

— Тоже переживает. Кажется, честный человек. И виноватого нашел: прогресс виноват, техническая революция. Знаете, я ему поверил. Очень все это сложно.

Мы идем быстро, теряя дыхание, Леня рубит фразы:

— С Тугровым на бетоне я упирался в свой кусочек. Даже на монтаже ферм, сверху, видны только внешние приметы роста. Сейчас, когда помогаю что-то увязывать, дух захватывает — как все переплетается! И робею. Широты недостает. Только и могу бегать да сигнализировать, самому ничего не придумать, не изменить. А завод срастается. Ну, как в старой сказке: сбрызнуть мертвой водой — срастется, сбрызнуть живой — оживет… До живой пока не добрались, брызгаем мертвой. С утра до ночи. И все спешат. Знаете, в «Куйбышевгидрострое» восемьсот бригад! И у всех спешка. Ведь еще и зима на носу…