Валерий Солдатенко - Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника

В подтверждение своих слов нарком юстиции Украины привел конкретный пример: «В УКП имеются отдельные личности, например, член ЦК УКП Авдиенко – человек, который в 1919 г. был у Григорьева, бывшего командующего армией. Григорьев – изменник Советской власти, поднявший в 1919 г. восстание на Украине, имевшее серьезное значение для нашей власти и для международной революции. Авдиенко потом заявил о своем отказе от вооруженной борьбы против Советской власти. Когда мы разбили Григорьева, он вступил в УКП и стал ее членом. Но он начал вести, будучи в ЦК УКП, свою агитационно-пропагандистскую деятельность, направленную к разложению Красной армии. Что же: для того ли у нас революционная власть, чтобы это позволить, чтобы позволить разлагать основы Красной армии? Разумеется, нет. Мы должны были предпринять репрессивные меры: он был выслан из Украины. Когда мы легализировали так называемую Украинскую Коммунистическую Партию и допустили ее свободную деятельность, то мы не взяли на себя обязательство не защищать рабоче-крестьянскую власть от тех прямых нападок, которые делаются со стороны членов УКП. Поэтому заявления о том, что мы применяем меры насилия, ничего не значат: мы их и будем применять против всех тех, кто будет действовать подобным образом» [320] Как и почему Исполком Коминтерна распустил УКП. С. 61–62. .

Н. А. Скрыпник считал, что революционная законность должна применяться без каких-либо послаблений в отношении любых проявлений преступности, правонарушений, каких бы учреждений или важных персон они ни касались. Так, на XI окружной партийной конференции в Мариуполе 25 ноября 1925 г., где Скрыпник выступал с докладом об отчете ЦК КП(б)У, в его адрес прозвучал упрек, что суды республики нередко перегибают палку, слишком жестоко наказывая ответственных работников за, казалось бы, не такие уж и серьезные нарушения норм социалистического общежития. В частности, речь зашла о некоем Панове, который, используя служебное положение, склонял к сожительству подчиненную сотрудницу. «Я отвечаю тов. Лымареву, – отметил министр юстиции, – который здесь на партконференции выступил с осуждением суда и позволил себе сказать, что т. Панов неправильно осужден по 169 статье, которая говорит о том, как влиять рабочему классу на тех отдельных лиц, которые использовали свою власть для того, чтобы превратить свою сотрудницу в наложницу. Рабочий класс считает это одним из самых тяжелых преступлений, потому что это оскорбляет его, когда его дочери и женщины, идущие продавать свою рабочую силу, попадают на [чье-то] удовольствие. И закон установил, что те, кто находится у нас на работе, обманывают доверие рабочего класса и используют свою власть, чтобы совершать такие действия, получают приговор к лишению свободы со строгой изоляцией не менее 3-х лет. Суд здесь взял самую низкую [границу] и установил 3 года, а Лымарев говорит, что осудили слишком строго. Я скажу, что могли и 10 лет дать, а меньше чем на 3 года не имели права. Вы хотите, чтобы его оправдали, чтобы для него переделать весь закон и чтобы рабочий класс, используя это, наказывал его менее строго, чтобы было повадно и другим администраторам использовать зависимость от него работницы. Я не думаю, что партконференция стала бы на точку зрения Лымарева» [321] ЦГАОО Украины. Ф. 39. Оп. 4. Д. 192. Л. 216–217. .

Тогда же нарком твердо пообещал, что не будет ни малейшего послабления в отношении административных лиц, которые дошли до избиения рабочих в Бердянске [322] Там же. Л. 217–218. .

Николай Алексеевич беззаветно верил в преимущества революционной, социалистической законности по сравнению с буржуазной. И когда премьер-министр Франции Р. Пуанкаре обратился к Советскому правительству с просьбой смягчить приговор в отношении ряда деятелей науки, осужденных в 1924 г. по делу «Центра действия» (среди привлеченных к ответственности были и профессора), советский нарком с присущими ему прямотой и страстью ответил: «Глубоко возмущаясь, мы отвергаем любое право Пуанкаре, у которого руки в крови рабочих, выступать против высшей кары, применяемой по отношению к шпикам… С глубоким возмущением и презрением надо отнестись к лицемерному заявлению Пуанкаре в пользу польско-французских шпиков. Из 18 обвиняемых по делу Центра действия только 3 принадлежат к профессуре. Это десятистепенные величины из цеха ученых, это ремесленники профессорской кафедры, ничем себя не проявившие. Единственная наука, где отличились гг. Василенко и Тортаковские, – это наука шпионажа и обслуживания интересов буржуазии. Но даже и к этим “ученым” шпикам пролетарский суд отнесся с милосердием, не присудив их к высшей каре. Пролетарский суд может с презрением пройти мимо заявления Пуанкаре. Советская республика в себе самой имеет гарантии законности и милосердия» [323] Скрипник М. Статті й промови. Т. 1. С. 217–218. .

Безапелляционность выступления наркомюста, конечно, вряд ли оправдана для деятеля такого масштаба. Но вряд ли стоит сомневаться в искренности чувств, которые вызывали у него нарушения революционной законности и стремление к справедливому наказанию виновных, несмотря на любые обстоятельства.

Деятельность органов юстиции в годы, когда наркомат республики возглавлял Н. А. Скрыпник, была достаточно интенсивной. В докладе на сессии ВУЦИК 22 октября 1925 г. нарком сообщил, что в течение последнего года органами юстиции были рассмотрены 970 606 различных дел [324] Там же. С. 127–128. .

В достаточно напряженном ритме работала и Генеральная прокуратура УССР. Осуществляя, прежде всего, надзор за неуклонным соблюдением законности, она в 1923 г. подала 642 протеста на деятельность местных органов власти. В 1924 г. количество протестов по отдельным губерниям колебалась от 150 до 400. Всего же за этот год прокуратурой было рассмотрено 36 тыс. дел, из них около 10 тыс. сообщений рабкоров и селькоров [325] Скрипник М. Статті й промови. Т. 1. С. 216–217. . Проверяя в 1925 г. органы юстиции, прокуратурой было рассмотрено 10 450 циркуляров различных учреждений, действие значительного числа которых было приостановлено, а то и вовсе отменено [326] Там же. С. 222. .

Принципиальность, деловитость, оперативность, последовательное отстаивание интересов трудящихся способствовали росту авторитета органов юстиции у народа Украины. Неуклонно росло уважение и к руководителю этого ведомства – Николаю Алексеевичу Скрыпнику.

Время донесло до наших дней небольшое количество фотоматериалов, касающихся Н. А. Скрыпника. То ли он не любил позировать, и фоторепортеры, кинохроникеры, зная это, не решались часто приближать к известному политику объективы, то ли в годы борьбы с «врагами народа» значительное количество пленок бесследно исчезло. А возможно, были и другие причины. Но фактом остается то, что к услугам исследователей весьма ограниченная картотека кинофотоматериалов, чтобы всесторонне представить внешность Николая Алексеевича, почувствовать его предпочтения, вкусы и т. д. Одно же бросается в глаза с полной определенностью. Вы почти не найдете снимков, из которых на вас созерцало бы веселое, улыбающееся, беззаботное лицо. Всегда – какая-то особенная, скрыпниковская сосредоточенность, особое скрыпниковское напряжение. Порой кажется, что он мысленно погрузился в самого себя и размышляет над таким предметом, по сравнению с которым все, что происходит вокруг, – второстепенно, не стоит большого внимания, с неизбежностью должно отойти на второй план.