Валерий Солдатенко - Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника

В оценке осуществления национальной политики в Украине в конце 20 – начале 30-х годов, в проведении украинизации можно вполне согласиться с мыслью наркома УССР, согласно которой, «пожалуй, ни в одной из республик нашего большого Союза народов национальные процессы не проходили с такой глубиной и с таким размахом, как на Украине» [459] Там же. С. 380. . Однако, если автор объяснял такой вывод преимущественно объективными факторами, справедливым будет отметить и роль субъективного фактора – а именно действительно подвижническую деятельность самого Николая Алексеевича Скрыпника, которую можно мерить общенациональными и одновременно интернациональными историческими мерками.

В то же время есть все основания согласиться и с другой мыслью ответственного исторического деятеля и объективного аналитика, высказанной в статье «Девять лет национальной политики на Украине»: «Национальный вопрос и национальная политика – это отрасль, где имеем, может быть, одни из наибольших достижений, но также эта отрасль таит в себе, может, едва ли не одни из самых больших ошибок нашей прошлой деятельности» [460] Там же. Т. ІІ. Ч. 1. С. 92. . И здесь тоже не обойтись без уточнений. Те ошибки, которые были допущены в осуществлении национальной политики в прошлом, будут значительно преумножены в последующем. И одной из первых и самых трагических их жертв станет именно Н. А. Скрыпник.

Иногда на общественную жизнь пытаются перенести законы развития природы и утверждают: все в конце концов уравновешивается. Успехи и неудачи, победы и поражения, добро и зло, слава и бесчестие, любовь и ненависть… Очевидно, такой механистический прием можно критиковать, можно и опровергать. А можно подметить и удивительно убедительные примеры подобной изуверской «балансировки». И одним из таких наглядных свидетельств является судьба Николая Скрыпника.

Казалось бы, за полтора десятилетия после Октября он приобрел такой почет и был вынесен на такие высоты, что рядом с ним в Украине можно было поставить совсем немного тогдашних политических, общественных, научных деятелей. Однако в последние месяцы жизни его с невероятной яростью толкали в пропасть пренебрежения, циничного глумления, безграничных моральных издевательств. А когда он не удержался на узком карнизе и сорвался в вечную тьму, то вслед ему еще и бросали камни, кощунственно плевались, с брезгливым презрением вытирали руки. Будто бы ему мстили не только за его поступки, действия, на которые многие из вчерашних союзников, тех, кто называли себя товарищами и друзьями, были просто потенциально не способны, а еще больше за то, что он интеллектуально превосходил их и окружение часто просто вынуждено было принимать его предложения, логику, линию.

Вскоре после смерти Николая Алексеевича А. П. Любченко, тогдашний председатель Совета народных комиссаров Украины, сокрушался по поводу своих и других партийно-советских руководителей упущений и ошибок в отношении деятельности вчерашнего коллеги. «Наша вина заключается и в том, – морализировал выходец из боротьбистской партии, – что мы Скрыпника, который имел звание, сделали директором ВУАМЛИН (Всеукраинской ассоциации Марксо-Ленинских институтов, образованной в 1932 г. в Украинском Институте марксизма-ленинизма. – В. С.), сделали его руководителем Ассоциации историков, секретарем фракции Академии наук, главным редактором УСЭ (Украинской Советской энциклопедии. – В. С .). Словом, расставлять людей он мог, не меньшие возможности имел пропагандировать устно и печатно свои националистические взгляды. Для этого нужны были только желание и настойчивость, а Скрыпнику нельзя отказать в настойчивости» [461] Червоний шлях. Харків, 1933. № 10. С. 198. .

Особое же недовольство «задним числом» вызвало то, что вокруг наркома образования собирались галичане-националисты, так сказать, по природе. В значительной мере его хлопотами звание академика и должность директора Географического института получил галичанин – талантливый и плодовитый исследователь, известный в мире ученый, основоположник украинской школы исторической географии, этнограф, народовед Степан Львович Рудницкий. Да к тому же профессор перед приездом в Советскую Украину десяток лет провел в заокеанских научных центрах, что, по мнению воспитанных в атмосфере подозрения ко всему иностранному советских руководителей, не могло пройти для ученого бесследно.

Институт истории в ВУАМЛИН возглавлял тоже галичанин, академик Матвей Иванович Яворский, историческая концепция которого на протяжении нескольких лет была объектом неистовых нападок агрессивной «молодой поросли». Там же работал и Михаил Сергеевич Грушевский, исторические взгляды которого советская историография связывала прежде всего с «галицкими влияниями», которые профессор получил за долгие годы пребывания во главе кафедры всемирной истории Львовского университета.

В институте философии руководителями были выдвинуты галичане Владимир Юринец и Петр Демчик, на разносную критику которых нарком, похоже, не очень обращал внимания.

А в редакции УСЭ нашел пристанище галичанин Юлиан Александрович Бачинский, чья «Ukraina irredenta» с 1895 г. была одним из программных документов национально-освободительного движения, воплощением самых радикальных лозунгов соборного самостоятельного украинского государства. На одну из руководящих должностей в «Книгоспилке» был выдвинут галичанин Иван Николаевич Лизанивский.

Всем известно было привлечение в комиссию по украинскому правописанию, которую возглавил Н. А. Скрыпник, и приглашение на всеукраинскую «правописную конференцию» (т. е. конференцию по вопросам правописания. – В. С.) галичан Василия Ивановича Симовича, Иллариона Семеновича Свенцицкого и др.

Раздражала самолюбие партийно-советского руководства и постоянная симпатия, даже проявлявшаяся со стороны наркома опека театра «Березиль» во главе с подлинным талантом-самородком, художником-новатором Лесем Курбасом (Скрыпник «дошел до того», что предлагал принять этого «подозрительного» галичанина в ряды КП(б)У). И состав труппы, молниеносно завоевавшей огромную популярность, был также преимущественно галицким: Амвросий Бучма, Иосиф Гирняк, Мариан Крушельницкий, Фауст Лопатинский…

Этот перечень галичан, которые выдвигались, поддерживались наркомом УССР и в государственном аппарате, и во всех подчиненных ему ведомствах и учреждениях, можно было бы продолжать. Замыслы же наркома простирались и значительно дальше. Он, в частности, планировал в условиях кадрового голода пригласить из Западной Украины в Надднепрянщину 1,5 тыс. учителей.