Валентина Краскова - Серые кардиналы Кремля

Вряд ли кто-то подозревал тогда, что этот иностранец, чуждый всего русского, ненавидевший и презиравший все русское, так глубоко пустит корни в русскую почву. На протяжении десяти лет простоватая, но неглупая, Анна Иоанновна была полностью подчинена его воле. Все свое время она проводила в обществе семьи фаворита. Хотя она и занималась делами, но всем в державе заправлял Бирон.

Его власть была безгранична. Он безнаказанно обворовывал государственную казну, волен был казнить и миловать по своему усмотрению, ставить на важные посты выгодных для себя людей. Помимо того, он не раз проявлял такую жестокость и даже зверство, которые трудно было подозревать в образованном и светском придворном. Пытки при сборе недоимок заставляли толпы русских бежать в соседние государства. Россия стонала под гнетом «бироновщины» и ненавидела ее.

Гордая фрейлина Бенигна Бирон, властолюбивая не менее, чем ее супруг, получила право не вставать, подобно принцессам крови, в присутствии императрицы. Принимая посетителей на неком подобии трона, она давала целовать вместо одной сразу обе руки. Ее наряды стоили бешеные деньги, и одна лишь брошь оценивалась в 2 млн рублей. Бирон черпал из государственной казны столько, сколько хотел. Он купил себе поместий на 10 млн флоринов и приобрел драгоценностей на сумму, вдвое превышавшую эту. Едва Анна воцарилась на русском престоле, австрийский император возвел временщика в графы Герман-ской империи и прислал ему в подарок свой портрет стоимостью в 125 000 франков. Еще-через несколько лет Бирон был уже герцогом Курляндским.

Пышный двор Анны Иоанновны чем-то напоминал московский двор XVII века и европейский XVIII. Несомненно, подобное расточительство было навязано Бироном. В частной жизни Анна Иоанновна была проста и нетребовательна. При выездах же у ее кареты шло иногда 48 лакеев; у бироновской — 24; у карет сановников — по 12. Иностранный временщик запрещал знати дважды появляться на царских приемах в одном и том же наряде. Этим он стремился разорить русских богачей. Чтобы унизить их, он придумывал такие развлечения, при которых русским отводилась оскорбительная для их положения роль. Князь Голицын, обращенный в «шуты», получил соответствующее прозвище — Кваснин. Князю Волконскому, другому «придворному шуту» царицы, вменялось в обязанность присматривать за ее гончей собакой. Остальными «шутами» были Апраксин, Балакирев, Педрилло и Коста. Двое последних, иностранцы, получили специально учрежденный для них орден св. Бенедетты — уменьшенные знаки Александра Невского, которые ежедневно носили в петлицах.

Все больше и больше захватывая власть, Бирон расставлял по всему дворцу свои шпионские сети. Его люди (среди них встречались даже влиятельные сановники знатного происхождения) следили даже за Анной Иоанновной. Временщику был известен каждый шаг императрицы, каждое ее слово или разочарованный вздох в его адрес. «Под колпаком» находились и члены царской семьи, в том числе Елизавета, к которой временщик питал платоническую страсть. Он отстранял от нее кавалеров и не раз спасал от немилости Анны. В самом начале правления своей благодетельницы Бирон даже предотвратил пострижение цесаревны в монахини.

Только перед самой кончиной Анне Иоанновне надоела чрезмерная опека Бирона и его агентов. Она сказала как-то, что бывает спокойна лишь тогда, «когда Бироны уйдут из ея спальни».

Изгнать «биронов» из спальни не удалось. Но для того, чтобы понять назойливый и неискренний характер опеки своего любимца, Анне Иоанновне понадобилось десять лет. Объяснить столь позднее прозрение, возможно, поможет один любопытный факт. Существует предположение, что жена Бирона была бесплодна, и поэтому не могла родить ему детей. На этом основании считают, что дети временщика были детьми Анны Иоанновны. В пользу этого предположения свидетельствует история, приведенная В. Андреевым в его книге «Представители власти в России после Петра I». Автор утверждает, что императрица была очень привязана к детям Бирона, уже в младенчестве капризным и своенравным, заносчиво обращавшимся со своими няньками и воспитателями. Анна во всем потакала им. Однажды маленький сын Бирона объелся в дворцовом саду земляникой, и у него разболелся живот. Гувернер Шварц предупреждал его об этом, но ребенок не послушался. Вина за случившееся была возложена целиком на гувернера. Царица в наказание определила ему в арестантской одежде мести улицы.

Бирон никогда не питал к своей покровительнице подлинных чувств привязанности. Она для него была не чем иным, как средством для достижения власти. Анна два последних года жизни страдала каменной болезнью, но никому при дворе об этом не было известно. Ей были необходимы лекарства, но фаворит не заботился о ее здоровье. Неизвестно, какие настоящие мотивы побуждали его к такому жестокому обращению со своей покровительницей, но можно предположить, что он не знал, сколь опасна ее болезнь, а поднимать шум и давать повод противникам ополчиться против него с новой силой он не желал. Смерть Анны была невыгодна ему, поскольку он лишался высочайшей защиты от своих врагов. Но Бирон был слишком хитер и предприимчив, чтобы не обезопасить свое будущее. Смерть Анны Иоанновны открывала ему новые перспективы.

В октябре 1740 года императрица завещала престол сыну своей племянницы Анны Леопольдовны и брауншвейгского принца Антона-Ульриха — новорожденному младенцу Ивану Антоновичу при регентстве Бирона, носившего с 1737 года титул герцога Курляндского. Вполне закономерно предположить, что Анна, которая не только не готовилась к смерти, но и боялась разговоров о ней, не могла сделать сознательно никаких распоряжений и что ее завещание было делом рук Бирона.

Так временщик достиг высшей почести, которой мог удостоиться подданный: по сути, он становился теперь настоящим главой государства вплоть до совершеннолетия императора. Сенат дал ему титул королевского высочества, и такой же титул для вида получил отец наследника престола Антон-Ульрих Брауншвейгский. Регенту было назначено 500000 рублей годичного содержания, а родителям Ивана определялось лишь 300000 рублей. Следует заметить, что Бирон к тому времени считался едва ли не самым богатым человеком в России: он имел поместья, а также вклады в иностранных банках и получал до 4 млн ливров годового дохода сверх назначенной сенатом суммы. Его влияние значительно усилилось. Отныне сыну курляндского лесничего целовала руку русская знать и перед ним преклонялись даже члены императорской семьи.

Казалось бы, при таком удачном стечении обстоятельств Бирон должен был пребывать в полном спокойствии относительно своей дальнейшей судьбы. Но на самом деле именно в этот момент он, как никогда, был полон сомнений и страхов. И для подобного поведения имелся ряд причин. Главной опоры, императрицы Анны, не было в живых. Ее тело еще стояло во дворце, но вскоре его должны были вынести оттуда. Вслед за этим для регента начиналась самостоятельная государственная жизнь, успех которой целиком зависел только от его собственных талантов, знаний и опыта.